Клаудиа, или Дети Испании

Забрав все найденные у Фердинанда в кабинете бумаги, Карлос распорядился немедленно сменить всю прислугу принца, его самого оставить под охраной гвардейцев, а также немедленно арестовать Кабальеро. Затем со всеми бумагами в руках направился прямо в покои королевы.

Камеристки уже успели предупредить Марию Луизу, что случилось нечто непредвиденное, и к ней идет сам король. Королева только что собралась вожделенно предаться страсти с давно не ласкавшим ее Мануэлем, как вдруг, к своей необычайной досаде и к невероятному облегчению Князя мира, вынуждена была накинуть пеньюар и выйти из алькова в будуар.

— В чем дело, Карлос? — недовольным тоном встретила она супруга, в ужасе подумав, уж не возжелал ли он вдруг исполнить свои супружеские обязанности.

— А вот, полюбуйся-ка, матушка, — с красным от с трудом сдерживаемого гнева лицом сунул он ей в руки целый ворох бумаг. — Почитай, почитай, что пишет наш разлюбезный сыночек.

Королева в полном недоумении стала просматривать оказавшиеся у нее в руках листы, машинально проговаривая вполголоса отдельно выхватываемые строки то из одного, то из другого документа.

— … королеву Марию Луизу отстранить от всех дел и от всех должностей и в тот же день отправить в отдаленное поместье… кортесы разогнать… премьер-министром назначить Эфиальта… Что это за галиматья, чикаро? — все еще с полным недоумением вновь обратилась королева к супругу. И пребывавший в приятном безделье Мануэль вдруг услышал, как христианнейший монарх громовым голосом заорал в ответ:

— Заговор, моя дорогая! Заговор! Наш милый сынок, наш маленький Фернандито хочет уморить тебя и меня да поскорее, а сам занять трон Испании … — Мануэль спрыгнул с постели и в чем был, то есть прямо безо всего, подошел к тяжелой портьере, чтобы не пропустить ни единого слова. Смелость его оказалась вознаграждена: он услышал детали, которые, по всей видимости вновь выхватив из рук королевы бумаги, одну за одной вычитывал король. — … временщика Годоя немедленно отдать под суд… — эти слова, произнесенные громовым голосом короля и разнесшиеся едва ли не по всему дворцу, крайне не понравились Мануэлю, если не сказать хуже. Затем послышались вопли королевы, крик и беготня лакеев. — Его самого надо отдать под суд! — кричал, надрываясь, король. — Казнить, казнить, казнить негодяя немедленно!..

Затем неожиданно все стихло. Выждав еще немного и не слыша более ни звука, Мануэль наспех оделся и заглянул в щелку. Будуар был пуст. Тогда, держа сапоги в руках и прижимая шпоры, чтобы не звякнули, он стал пробираться тайными ходами, которыми не пользовался уже со времен начала своего романа с королевой. «Хорошо еще, что благодаря своей любвеобильности эта карга не приказала их все заделать!» — подумал он, привычной рукой нащупывая потайные кнопки и отодвигая уходящие в стены двери. Наконец, он добрался до дверей, выходивших прямо в кордегардию, и облегченно вздохнул, встретив там лишь пару гвардейцев. Те, увидев князя Мира в столь нетрадиционном наряде, лишь привычно хмыкнули и отдали честь. Годой спокойно натянул ботфорты и через пару минут уже ехал в карете к себе. Конечно, этот Фердинанд идиот и мерзавец, но он, по крайней мере, избавил его от столь неприятной обязанности. Уж теперь-то королеве будет не до него.

Действительно и королеве, и другим обитателям Прадо было теперь не до Мануэля. Повсюду носились взбудораженные слуги со свечами, а по углам шушукались, прикрываясь веерами и фартуками, горничные. То тут, то там раздавался звон шпор, лязг оружия и топот солдатских сапог, и на полдворца разносился крик его величества. Это король Карлос орал на принца Астурийского в его собственном кабинете. Орал как на последнего проштрафившегося конюха.

Вскоре в громовой бас вплелись, перебивая его, и истошные визги королевы:

— На колени, на колени, тварь, проси прощения!

— Вы не могли бы унизить будущего короля Испании сильнее, мадам, — огрызнулся, словно затравленная собака, наследник.

— Да какой ты король! — закричал в ответ Карлос, и его с надрывом поддержала Мария Луиза:

— Не бывать этому! Не бывать! Никогда не бывать!..

* * *

Над Мадридом висела беспросветная темная ночь. На бархатном небе не было видно ни единой звезды, и даже фонари сторожей, бродивших, как лунатики, по пустынным улицам, не рассеивали мрака. Наоборот, от этих размытых пятен мутного света тьма казалась еще непроницаемей и глуше. Со всех сторон виднелись лишь сплошные черные громады, над которыми торчали крыши, купола, башни, печные трубы, а флюгера и аркбутаны врезались в небо, подобно мачтам огромного корабля. «Да, именно в этот день два года назад я узнала о Трафальгарском разгроме, — печально подумала Клаудиа. — Было точно так же пасмурно, и из сада тянуло холодом, когда явился Мануэль и объявил мне это. Как печален он был тогда. Ах, Мануэль, Мануэль, где ты теперь?»