Клич войны

‘Бедная девушка. Почему бы мне не приготовить тебе чашечку хорошего чая? Это должно поднять тебе настроение. Да, кстати, из компании пришел мальчик с телеграммой для тебя.’

- Телеграмма? Это неожиданно.’

- Надеюсь, хорошие новости, - сказала Гарриет, передавая Шафран послание.

- Скрестим пальцы, - сказала Саффи, с улыбкой открывая телеграмму.

Затем улыбка исчезла, кровь отхлынула от ее лица, телеграмма выскользнула из пальцев, и она несколько секунд стояла бледная и абсолютно безмолвная, прежде чем разразиться судорожными рыданиями.

Гарриет бросилась к ней и взяла за руку. ‘Пойдем со мной, - мягко сказала она и подвела Шафран к стулу, где та сидела, согнувшись, все еще беспомощно плача.

Гарриет вернулась к брошенной на полу телеграмме. Она задалась вопросом, не было ли неправильно читать ее, но затем рассудила, что если бы она знала, что произошло, ей не пришлось бы делать Шафран еще более несчастной, спрашивая об этом.

НЕМЕЦ СБИТ ПРОПАЛ БЕЗ ВЕСТИ ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО МЕРТВ СТОП ТАК ТАК ЖАЛЬ ПЕННИ

Ах ты бедная, милая девочка, подумала Гарриет. И потом, ты держала ее очень спокойно. Интересно, почему?

‘Не хочешь ли поговорить о нем?- спросила она. - Никогда не знаешь, может, это поможет.’

Шафран покачала головой. - Я не могу ... я не могу сказать о нем ни слова.’

- О, я уверена, что это неправда.’

- Так и есть! - Настаивала Шафран и с отчаянием посмотрела на Гарриет. - Ты не понимаешь, отец будет в отчаянии, если когда-нибудь узнает о нем.’

- Конечно, нет. Ему было бы ужасно грустно за тебя, но он не рассердился бы только потому, что ты была влюблена. Ты уже достаточно взрослая для таких вещей.’

‘Вот в кого я была влюблена – в его семью, откуда он родом. Пожалуйста, мы можем прекратить говорить об этом? Я ... я не могу сказать больше ни слова. Правда, не могу.

- Я понимаю. Если передумаешь, можешь говорить со мной, когда захочешь. И если ты не передумаешь, что ж, я тоже это понимаю.’

- Спасибо, - сказала Шафран.

Она поцеловала Гарриет и ушла к себе в спальню. В ту ночь она не сомкнула глаз. Она лежала там часами, одержимо прокручивая в голове каждую минуту, проведенную с Герхардом. Вспоминая свой первый взгляд на него, первый запах его тела, первый раз, когда они занимались любовью и она овладела им, внутри себя, делая его своим единственным. Она достала из сумки все письма и перечитывала их снова и снова, хотя уже знала все наизусть. Она поняла, что запас ее воспоминаний был жалко мал. Они так мало времени проводили вместе. У нее отняли столько лет любви. Как же повезло Гарриет! У нее все еще был мужчина. Они могли бы обнимать друг друга, разговаривать друг с другом, делить свою жизнь. У них было будущее. У нее - нет.

Шафран размышляла о пустоте грядущих лет. Возможно, ей удастся найти себе мужа. Он мог быть даже мужчиной, к которому она могла бы испытывать привязанность, дружеское расположение, любовь, которая возникает из дружбы и, возможно, из совместного рождения детей. Но они не будут детьми Герхарда. Она никогда не почувствует ту непосредственную, инстинктивную, животную страсть, которая говорила ей, что он - ее мужчина, превыше всех остальных. И какой смысл в жизни без этого?

Уже рассвело, и вдалеке, за рекой, из городских мечетей доносились призывы к молитве, когда внезапно ее поразила мысль, очень отчетливая, как некое откровение. Она поняла, что теперь ей дарована особая свобода. Если у нее нет будущего, то не имеет значения, что она делает сейчас, в настоящем, ибо любые последствия ее действий не имеют значения: она все равно погибла. Так что она могла делать все, что ей заблагорассудится.

В какую сторону вы хотите, чтобы я поехала, сэр?" - спросила Шафран, когда "Хамбер" приблизился к точке в двадцати милях от ливийской границы, где следы танков, служившие дорогой последние полчаса, расходились в двух направлениях. Она чувствовала напряжение в машине. В пустыне они могли так же легко наткнуться на враждебное подразделение, как и на дружественное, поэтому каждый поворот становился азартной игрой, ставкой в которой были жизнь и смерть.

Постоянный стресс делал мужчин вокруг нее раздражительными и вспыльчивыми. Но на самом деле она предпочитала такую ситуацию нормальной езде. Уровень концентрации был настолько высок, что у нее не осталось ни одной лишней мыслительной способности, чтобы тратить ее на размышления о Герхарде. А если она умрет, ей будет все равно.

Только если я возьму с собой несколько из них.

- Налево, - сказал нетерпеливый молодой штабной офицер, капитан Райт, сидевший на переднем пассажирском сиденье. ‘Я почти уверен, что это налево.’

- Совершенно уверен?- рявкнул Джамбо Уилсон с заднего сиденья машины. ‘Этого недостаточно. Вы должны точно знать дорогу.’

-Ну, сэр, в последнем сообщении, которое я получил, говорилось, что полевой штаб был создан в восьми милях к юго-западу от Бардии, в Вади, - ответил Райт и затем услужливо добавил: - это высохшее русло реки, сэр.’

‘Я знаю, что такое Вади, Райт. Я видел их достаточно.’