Клич войны

‘Насколько я понимаю, деньги поступили из фонда Меербаха, - сказал Исидор. ‘Я, как никто другой, знаю условия Траста, так как помогал составлять их, и деньги, которые ваш брат предпочел дать мне, а не одолжить – он был очень настойчив в этом вопросе – пришли к нему как к бенефициару Траста. Следовательно, нет никакого смысла в том, что эти деньги были вашими. Так у меня нет никакого обязательства на любой, чтобы дать его, или любой его части на вас.’

Конрад улыбнулся: "Это мой умный маленький еврей. У таких, как ты, всегда найдутся аргументы, чтобы удержать свои деньги.’

- Ты забываешься. Это не Германия. Здесь ты не имеешь надо мной власти.’

‘О, Неужели ты так думаешь?’

‘Нет, я знаю, что это закон.’

- Существует множество законов, Соломонс. Например, существует также Закон джунглей, в котором слабые подавляются сильными, так что низшие виды вымирают, в то время как сильные процветают и распространяются по все большей и большей территории.’

- Спасибо за лекцию по естественному отбору. А теперь скажи мне, чего ты хочешь, покончи с этим, и тогда мы оба сможем продолжить наш день.’

‘Я хочу, чтобы ты написал два письма: одно моему брату, а другое его английской сучке-любовнице.’

- Мне очень жаль, но я не знаю никого, кто отвечал бы этому описанию, так как же я могу написать им?’

‘Так же, как и всегда, Соломон. Ах, хорошо, я вижу по вашему лицу, что мы немного продвинулись вперед. А вот и твой брат Жид со своим жидовским хлебом и кошерным кофе.’

Каган взъерошился, но Исидор положил руку ему на плечо и сказал: "Не обращайте на него внимания, Герр Каган. Он не стоит таких хлопот.’

‘Как скажете, Герр Соломонс, но он должен считать, что ему повезло, что ты оказался здесь и удержал меня.’

Исидор посмотрел на Конрада: - вы собирались рассказать мне о цели этой встречи ...

‘Все очень просто. Я знаю, что вы управляете чем-то вроде почтового отделения для моего брата и его любовницы, которая англичанка, что означает, что они оба вступают в союз с врагом, за что мой брат может быть отдан под трибунал и расстрелян. Таков закон, между прочим, Соломонс. Осмелюсь предположить, что ее тоже могут казнить как предательницу, если у англичан когда-нибудь появятся основания полагать, что молодая женщина, работающая водителем у генерала – вы, наверное, этого не знали, - писала письма офицеру Люфтваффе.’

‘Что значит - ”что-то вроде почты"?’

‘Я имею в виду, что вы получаете письма из Англии, написанные некоей фрау Пенелопой Миллер, тетей фрейлейн Шафран Кортни, любовницы Герхарда. Эти письма, по-видимому, от старшей женщины Кортни к вам, но на самом деле их содержание было составлено племянницей и предназначено для глаз моего брата. Затем вы копируете ключевые строки полученного вами письма на новый документ, который вручаете от руки отцу Вайсу, когда собираетесь на заседания вашего межконфессионального комитета. Затем он посылает его своему коллеге священнику отцу Бауэру, который передает его моей матери, которая затем включает то, что вы написали в ее письмах к моему брату. Затем весь процесс повторяется в обратном порядке, когда мой брат отвечает фрейлейн Кортни. Конрад вздохнул. ‘Так много людей рискуют своими шеями только для того, чтобы два предателя могли предать свои страны. Зачем кому-то это делать?’

- Потому что они понимают, что это два хороших молодых человека, влюбленных друг в друга, и что любовь - драгоценная вещь, и тем более в мире, полном таких людей, как вы, которые сеют ненависть и смерть, куда бы вы ни пошли.’

‘Я распространю смерть на Цюрих, если ты не сделаешь в точности то, что я скажу. Я прикажу убить тебя, а твою жену и детей переправить через границу в Германию, где они и должны быть, чтобы с ними поступили так же, как с другими евреями. Я прикажу арестовать мою мать и ее священника за измену, а также моего брата. Я позабочусь о том, чтобы англичане узнали, чем занималась фройляйн Кортни, и собрали доказательства, необходимые для ее осуждения. Я сделаю все это, и с радостью, если только ты не сделаешь в точности то, что я скажу.’

Исидор взглянул на Конрада, озадаченно нахмурившись и внимательно изучая его лицо. ‘Что с тобой случилось, Конни?- спросил он. ‘Я помню, когда ты был маленьким мальчиком, я разрешал тебе кататься на моих плечах по саду. Я помню, как ты играл на солнышке с моими младшими братьями и сестрами, с моими двоюродными братьями и сестрами, все вы были счастливы – некоторые христиане, некоторые евреи, но все маленькие немецкие дети. Когда ты стал этим ... этим чудовищным извращением человеческого существа? Я знаю, ты хочешь, чтобы я боялся тебя. Я знаю, что именно это заставляет тебя чувствовать себя сильным. Но я не боюсь тебя. Мне жаль тебя. Ты обречен. Твоя душа покинута. Да смилуется Господь над тем, кем ты стал.’