Клич войны

‘Ну и хорошо, раз это противоречит его религии.’

Конрад льстиво усмехнулся остроумию своего босса, а Гейдрих продолжал: - Швейцарские власти спросили нас, хотим ли мы, чтобы они депортировали Соломонсов, и мы решили, что в этом нет необходимости. Ваши протесты по поводу военных заслуг Соломонса вполне могут найти отклик в прессе, особенно среди иностранных корреспондентов. Человек, который благородно сражается за свою страну, является героем на любом языке, даже если он когда-то был врагом. Если бы что-то случилось с Соломонсом, это было бы отвлекающим маневром для нас, чтобы объяснить это. Поэтому ему лучше оставаться в Швейцарии, где он будет держаться в тени, я уверен, потому что он знает, что мы можем связаться с ним в любое время, если он даже подумает о том, чтобы причинить неприятности.

‘Однако ты причинил нам неприятности, и ты здесь. Позвольте мне быть откровенным, Герр фон Меербах, Рейх вознаграждает лояльных граждан, но безжалостно наказывает инакомыслящих и уклонистов. Два года назад мой командир рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер открыл лагерь недалеко от города Дахау, недалеко от Мюнхена. Вы знаете это место?’

‘Я знаю город Дахау. Я не знал, что там есть лагерь.’

- Нет? Что ж, позвольте мне рассказать вам об этом. Этот лагерь предназначен для политических и социальных неугодных: коммунистов, преступников, сексуальных извращенцев, интеллектуалов ... любителей евреев. Короче говоря, люди, которым нет места в здоровом арийском обществе. Режим там жесткий. Заключенные полностью изолированы от внешнего мира: ни визитов, ни писем, ни газет, ни радиопередач, ничего, что хоть как-то связывало бы их с обществом, которое они сами отвергли. Там каждый день идет принудительный труд. В Дахау нет выходных и праздничных дней. Рационы обеспечивают абсолютный минимум, необходимый для выживания, так что в Дахау тоже нет толстых заключенных. Дисциплина абсолютна, а наказания жестоки. Человеку, совершившему самый незначительный проступок, связывают руки за спиной и привязывают к крюку на высоте трех метров над землей. Затем он повисает в агонии, пока его руки медленно вырываются из суставов. За более тяжкие преступления казнь производится мгновенно, без суда и какой-либо апелляции.’

Гейдрих остановился. ‘Вы бледны, Герр фон Меербах. Не могли бы вы принести вашему брату стакан воды, Герр штурмбанфюрер? Я верю, что он нуждается в этом.’

Конраду потребовалось чуть меньше трех минут, чтобы выйти из кабинета, пройти в гостиную, найти один из хрустальных кувшинов, наполненных ледяной водой, налить стакан и вернуться к Гейдриху и Герхарду. Все это время Гейдрих молчал. Он сидел совершенно неподвижно и просто смотрел на Герхарда с холодностью рептилии, позволяя описанию Дахау проникнуть в его сознание и зажечь воображение яркими образами невыразимых страданий.

Конрад поставил стакан перед братом, и Герхард одним глотком осушил его.

- Лучше?- Спросил Гейдрих. - А теперь слушайте меня очень внимательно, Герхард фон Меербах, ибо от этого зависит ваша жизнь и репутация вашей семьи. Я мог бы немедленно арестовать вас и отправить прямо в Дахау. Ты будешь спать там сегодня ночью и никогда не выйдешь за ограду, если я скажу. Вы меня понимаете?’

‘Да.- Это был всего лишь один слог, но Герхард обнаружил, что едва может выдавить его изо рта, так сильно сжалось его горло.

- Однако, помимо предательства, у тебя есть еще одно общее качество с Исидором Соломонсом, то есть ты - потенциальная помеха. Завод Meerbach Motor Works является жизненно важной частью нашего промышленного Арсенала. Кроме того, приверженность вашего брата нацистским идеалам является очень ясным признаком для других членов социальной и коммерческой элиты, что их класс является такой же частью нового порядка в Германии, как и любой другой, и что от них ожидается такая же лояльность, как и от тех, кого они считают своими подчиненными. Действительно, очень заманчиво наказать вас, и сделать это публично, таким образом, чтобы дать понять всем классам населения, что никто не стоит выше закона Рейха и никто не может избежать его справедливости и возмездия. Как вы можете себе представить, это сообщение было бы очень приветствовано низшими слоями общества. Но это печальный факт жизни, что Рейх нуждается в больших промышленных семьях так же, как они нуждаются в нас, и хотя может быть необходимо обеспечить их сотрудничество страхом, предпочтительнее иметь их в качестве союзников и даже – как в случае с вашим братом – восторженных сторонников. И опять же, какая-то часть меня наслаждается идеей сделать из вас двоих своего рода Каина и Авеля Рейха: добрый, благородный брат против злого предателя чести своей семьи. Даже сейчас …’