Клич войны

- Ева, конечно, была несравненно прекрасна. Кроме того, она была очень умна – не забывай, она могла бы поступить в университет. И наконец, она горела желанием отомстить за отца и исправить то зло, которое ему причинили. Все это делало ее чрезвычайно полезной для Секретной разведывательной службы. К этому времени политические ветры изменились. Немцы не скрывали своего желания бросить вызов англичанам и завладеть мантией величайшей мировой державы. Вооруженные силы Германии росли огромными темпами, как и ее военная промышленность, частью которой владел тот самый человек, который украл чертежи Керли Барри. Итак, Еве Барри дали новую личность. Она стала надменной немецкой аристократкой Евой фон Веллберг. Ее представили человеку, который погубил ее отца и ... - Леон сделал паузу, взял себя в руки, глубоко вздохнул и сказал: - и она стала его любовницей.’

Шафран ничего не могла с собой поделать. - Значит, она была шлюхой! - она всхлипнула. - Эта ужасная женщина была права.’

Бабушка взяла ее на руки. - Нет, дорогая, она не была ... это совсем не то, что говорит твой отец. Иногда нам, женщинам, приходится делать очень трудный выбор. Мы делаем то, что должны, чтобы выжить, как это делали мои сестры, когда они были пленниками Махди после падения Хартума. Или мы делаем то, что требует от нас наша страна. Мы не можем сражаться кулаками или оружием, как это делают мужчины, так что...

- Значит, мы станем проститутками?’

‘Этого вполне достаточно! - Рявкнул Леон. ‘Я не позволю тебе так говорить о своей матери. Она сделала то, что, как она знала, было гнилым, потому что это должно было быть сделано. Посмотри на меня ... посмотри на меня, девочка!’

Шафран подняла голову от бабушкиных объятий и снова посмотрела на отца.

‘Я убил больше людей, служа своей стране, чем мне хотелось бы думать, - сказал Леон. - Убил их вот этими руками. Я оставил их оплакивать своих матерей, обескровливая их жизни в грязи. Так что если твоя мать проститутка, то я убийца, причем массовый убийца. Но я знаю, что поступил правильно, служа своему королю, отстаивая свободу и порядочность, как поступила и моя дорогая Ева. И как у какой-то дешевенькой бродяжки вроде Амелии Кори-Портер хватает наглости бросать злобные обвинения в адрес твоей матери, у которой в мизинце было больше доброты и порядочности, чем у этой женщины во всем ее обрюзгшем теле, - это совершенно выше моего понимания.’

С минуту никто ничего не говорил. Шафран посмотрела на отца, пытаясь осмыслить услышанное. Там было так много всего, что нужно было принять. И она никогда не слышала ничего подобного тому, как он говорил сейчас, с такой необузданной страстью. Ее дыхание успокоилось, и слезы перестали течь. - Вот ... - сказал Леон, доставая из нагрудного кармана шелковый носовой платок и протягивая его ей. Она вытерла им глаза и нос и вернула его обратно. Она фыркнула, храбро улыбнулась ему и сказала: "По крайней мере, теперь я знаю, что купить тебе на Рождество.’

‘У человека никогда не бывает слишком много носовых платков, - согласился Леон.

- Могу я спросить, чем закончилась история Евы и таинственного немца?- спросила бабушка.

- Они вдвоем отправились на сафари в Восточную Африку всего за несколько месяцев до войны. Я был их проводником. Мы с Евой влюбились друг в друга. Когда сафари закончилось, ей пришлось вернуться в Германию, и мы оба боялись, что это конец для нас. Но затем разразилась война, и немцы задумали объединиться со старыми бурскими повстанцами в Южной Африке и восстать против британского господства. Повстанцы нуждались в оружии и деньгах, чтобы платить войскам. Только у немецкого промышленника Евы было средство доставить груз к ним гораздо быстрее, чем любое обычное транспортное средство – могучий воздушный корабль, даже больше Цеппелина, называемый Ассегай. Он настоял на том, чтобы командовать экспедицией и взять с собой свою любовницу, не подозревая, что она шпионит для врага и предупредила нас о своем плане. Я перехватил Ассегая. У меня не было средств сбить его, поэтому я бросил рыболовные сети на его двигатели, запутал пропеллеры и искалечил его таким образом.’

- Но мама была на борту! - Воскликнула Шафран.

‘Она не должна была бояться. Я увидел ее как раз в тот момент, когда начал атаку.’

‘И ты все равно пошел вперед?’

‘Да, конечно. У меня не было выбора. Это был мой долг. Мы оба это понимали.’

‘Но мама выжила ... как?’

- Спасибо тому единственному порядочному поступку, который сделал этот проклятый немец. Он пристегнул к ней парашютную сбрую и сбросил с дирижабля.’

- Он умер на своем воздушном корабле?’

Леон на мгновение задумался. Должен ли я сказать ей? Зачем делать все еще хуже? Но как я могу позволить Еве быть единственной, кто несет хоть какую-то вину?