— А где был ты? — спросила она. — Где был ты, когда совершался этот постылый брак — ждал в саду вместе с ними? О, я знаю, ты сам забрал их и ускользнул. — Она наклонилась — неловко, из-за оставленных мечом отметин, — и подняла книгу, старательно ее разглаживая. — Ничего ты не знаешь. Не можешь знать. И не хочешь. Все вы такие.
— Алек, — сказал Ричард. — Иди в кровать.
— Спасибо за урок, — обратилась она к фехтовальщику. — Я запомню.
— Какая разница? — отозвался он. — Тебе придется найти кого-то другого. Так и никак иначе. Но будь осторожна.
— Спасибо, — повторила она. — Я буду осторожной — теперь, когда знаю, что есть ради чего. Ты ведь сказал то, что думал, правда?
— Да, — ответил Ричард. — Обычно, меня не удается так сильно разозлить. Я сказал то, что думал.
— Хорошо. — В дверях она обернулась, поинтересовавшись всё так же отстраненно и холодно: — Как зовут твою сестру?
Алек, бледный как полотно, будто прирос к месту, где стоял, когда швырнул книгу. Ричард знал, что когда пройдет шок, оцепенение сменится неистовством.
— Я спросила, как ее имя?
Он сказал ей.
— Ладно. Я найду ее. Я передам ей это, — она коснулась книги, на которой пальцы оставили отметины запекшейся крови, — и твою любовь.
Она снова остановилась, открыла книгу и продекламировала:
— «До этой ночи девой я была. Я женщина теперь». Так она заканчивается. Но ты никогда ее не прочтешь, а значит, никогда не узнаешь, что там произошло. — Она улыбнулась — эта улыбка могла бы рассечь сталь. — А я прочла, и знаю, так что со мной всё будет в порядке, правда?
— Иди в кровать, Алек, — повторил Ричард. — Ты дрожишь.
========== Человек с ножами ==========
Комментарий к Человек с ножами
art © by Thomas Canty, 2010
иллюстрированная версия:
https://rarefandoms.wordpress.com/2016/06/18/man-knives/
Отец говорил ей о моряке, разлюбившем море, который вскинул весло на плечо и зашагал прочь от берега, дальше и дальше, пока, наконец, не встретил того, кто, глянув на весло, спросил: Что за штуку ты тащишь, приятель? — там он и остался. Отец говорил ей, что и сам поступил почти так же, перебравшись с материка на остров, где шел через холмы и леса, пока не сыскал место, где никто не умел прочесть книги, и поселился там со своей маленькой дочкой. Крестьянам он отдавал свои умения врачевателя, а Софию учил читать и делать то же, что и он. Отца больше не было, но она оставалась здесь — одна меж толпы, со своими козами и садом, на окраине деревни, населенной людьми, никогда не читавшими книг.
Так и жила она, день ото дня не делаясь моложе, покуда не явился человек с ножами.
*****
Он пришел сюда умереть, выхаркать легкие и сгореть в лихорадке в краю, где никто не слыхал его имени. Бежав из дома у моря, он унес с собой свои перстни. Они помнили его прошлое, но здесь они были книгой, которой никто не мог прочитать. Он хранил их в суме под рубахой, вместе со скальпелями и двумя анатомическими атласами, да впридачу — куском засохшего сыра, что был ему сейчас не по зубам. Он пришел сюда умереть, в лесах чужой земли, будто старый ворон или брошенный пес. Но увидев свет, он подумал: что ж, хотя бы под крышей.
*****
Человек на пороге едва дышал, а говорить не мог и подавно. Она привыкла к являвшимся в небожеский час болящим селянам, но этот ей был не знаком. Он был немолод. Его лицо осунулось, он вымок и дрожал. Он не мог причинить ей зла.
— Входите, — сказала она.
На мгновение он отнял руки от груди и неловко вытянул их вперед, будто говоря: у меня ничего нет. А потом, согнувшись, рухнул на колени, заходясь в кашле и хватая ртом воздух. Она почти подтащила его к очагу, где всегда кипела вода.
— Снимите одежду, — велела она, и он засмеялся, с натугой и хрипом. Она протянула ему сухое одеяло и нарочито отвернулась, занявшись поиском сиропов и микстур. От снадобья, что она дала ему выпить, он уснул прямо здесь же, у очага, стискивая старое грубошерстное одеяло — то, что дала ей Евдоксия за исцеление своей малышки, которая теперь уж и сама стала матерью.
*****
Он был в земле, в земле, кто-то силился погрести его, засыпая легкие равнодушной землей, он не мог вздохнуть и — Ш-ш-ш, — прошептало море, омывая его. — Ш-ш-ш, все хорошо, усни…. Это сон, только сон, не смерть.
*****
Она коснулась его головы. Густые волосы были будто выдраны клочьями. Она посмотрела, нет ли у него чесотки, но дело было не в этом. Кто-то просто срезал целые пряди. Быть может, ножом?
*****
Его любимого подняли из моря, с острозубых скал под их окном. Он не слышал, и уже не узнает, вскрикнул ли тот, соскользнув со скал. Так зычен здесь голос моря. Год за годом то была их любовная песня: гул моря ночами, а днем — жужжание пчел над диким тимьяном, алевшим в нависших над домом утесах.