Клуб выживших. Реальная история заключенного из Аушвица

Вскоре папа узнал, что бабушку Эстер и дедушку Мордекая отправили в Треблинку. Они были слишком стары для тяжелой работы. Надеюсь, бабушка выбрала красивый наряд для той последней поездки, и ей удалось увезти с собой что-то особенное. Ее видели в лагере лишь однажды, и потом она исчезла. До Жарки дошли слухи, что дедушка умер по дороге в лагерь. Он задохнулся в тесном товарном вагоне. Я не знаю, как папа сообщил эту новость маме и как она восприняла тот факт, что именно он их и выслал. Но это разбило ей сердце. Отношения Мордекая и Эстер Йониш служили примером настоящей любви, верности и образцом семьи. Семеро детей любили их всем сердцем.

Но моя мать осталась в гетто, превратившийся в настоящий город-призрак. В еврейских кварталах Жарки тянулись целые улицы пустующих домов. Порой в ночи на одном из чердаков, где кто-то прятался на свой страх и риск, мерцало слабое пламя свечи. Через месяц стараниями Шмидта рабочая бригада сократилась со 120 до 50 человек.

Папа вновь прибегнул к проверенному методу. Однажды ночью Моше Зборовский, богатый и щедрый дядя Руфь, на средства которого в гетто существовала тайная школа, пробрался обратно в город. Его дети нашли себе укрытие, но ему идти было некуда, поэтому он вернулся в Жарки и попытался найти себе убежище там. Папа вновь уговорил Шмидта расширить бригаду рабочих, и Моше смог остаться.

Мамишу, бобеши, Самюэль и я были одними из немногих оставшихся в городе евреев, которые не участвовали в работах. Мы редко выходили на улицу, бобеши готовила или убирала, а мама занималась нашим с братом образованием и пыталась воссоздать для нас обыденную атмосферу, словно ничего не происходит. Дела шли неплохо, но так не могло продолжаться вечно.

Глава 11 Ловушка захлопнулась

Мужчины растянули работы на несколько месяцев. Каждое утро они выстраивались в шеренгу перед главной синагогой, а солдаты устраивали перекличку и давали каждому из них задание. Некоторых отправляли работать на еврейские предприятия, отобранные у владельцев. Еще их заставили строить большие конюшни для лошадей, и эта работа надолго задержала всех в городе. Пришла весна, за ней – лето. 5 августа 1943 года рабочая бригада Жарки завершила строительство конюшен и готовилась переключиться на новый объект.

– На ужин я приготовлю тебе суп из свежей капусты, – сказала мама отцу, когда мы подошли к синагоге на утреннюю перекличку.

На улице было как всегда тихо, и лишь несколько мужчин из рабочей бригады шагали впереди нас. Когда мы подошли ближе, мамишу сжала мою руку. Непривычно было видеть перед зданием пятерых офицеров гестапо, но еще непривычнее было то, что они устроили перекличку в стенах здания. Стояло прекрасное летнее утро. К чему было загонять всех внутрь? Шмидт появился почти одновременно с нами. Папа начал что-то у него спрашивать, но гестаповец жестом заставил его замолчать. Отец знал, когда следует держать язык за зубами. Мы вошли в синагогу, миновав у дверей камень, на котором прежде была выбита строка из Торы. Вандалы уже давно сбили надпись на иврите.

– Ton mir bakumen tsu helfn haynt? – с волнением спросил я у мамишу. – Сегодня мы будем помогать?

В Жарки больше не осталось детей, дни тянулись долго, и нам с Самюэлем частенько бывало скучно.

– Тшш, тшш! – приложив палец к губам, прошептала мама.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Шмидт наконец-то вошел в синагогу.

– На вас поступил новый приказ, – пролаял он по-немецки. – Вы здесь больше не нужны.

Все присутствующие в ужасе переглянулись.

– Вас перевозят в гетто Радомско. Да не нервничайте так. О вас там позаботятся.

Его слова никого не успокоили. За последний год несколько беженцев из Радомско, небольшого городка к северу от Ченстохова перебрались к нам в Жарки и теперь прятались по чердакам. Они рассказывали ужасные вещи. Раз в неделю из Радомско в Треблинку отправлялись поезда с узниками. Сразу же по прибытии их душили в газовых камерах.

Шмидт продолжил:

– Вы останетесь здесь, пока мы не подгоним машины, чтобы отвезти вас в Радомско.

В этот момент гестаповцы, которых мы видели у входа в синагогу, внесли ведра с водой и несколько буханок хлеба, а затем вышли и заколотили двери. Мы оказались заперты.

Мамишу заплакала:

– Израиль, нужно было бежать! Почему мы остались? Почему не спрятались, как мои братья? Сестер нет! Родителей нет! А теперь мы сидим здесь, в ожидании смерти?

Она рыдала, а мы с Самюэлем страшно перепугались из-за царившей вокруг паники. Папа старался ее успокоить, гладил мягкие светлые кудри и все повторял, что мы найдем выход, но мамишу была безутешна.