Клуб выживших. Реальная история заключенного из Аушвица

До прибытия в Пионки мы не понимали, насколько щедрым был этот подарок. По сравнению с гетто Жарки, Пионки был настоящим раем. Сильнее всего отличалась еда. В гетто мы жили впроголодь. А в Пионках евреев кормили лучше, чем во всей Польше. Папа и мамишу трудились бок о бок с католиками-поляками, которые приходили на завод в качестве обычных работников и получали зарплату. Это было самое большое предприятие такого типа в Польше.

– Можешь достать мне три фунта грудинки в обмен на это звено золотой цепочки? – однажды утром шепотом спросил отец у поляка, с которым работал на заводе.

Он часто улыбался папе и ясно дал понять, что совершенно не против работать с евреями.

– Конечно, дружище. Ты, похоже, голоден. Я принесу четыре фунта.

Они могли бы и не шептаться. Такие сделки в Пионках заключались с утра до вечера.

Во главе предприятия стоял гауптман (так в Германии было принято обращаться к руководителям) по фамилии Брендт. До войны он был обычным инженером. Брендт создал тяжелые условия труда: 12-часовая рабочая смена с единственным перерывом на обед. Но он никогда не истязал заключенных. Поговаривали даже, что Брендт не раз спасал им жизнь. Охранники следовали его примеру. И христиане, работавшие на фабрике, были либо подвержены влиянию Брендта, либо по природе своей людьми добросердечными. Они часто приносили с собой еду и отдавали ее заключенным.

– Израиль, сынок мой дорогой, ты нас балуешь! – сказала бабеши, когда на другой день после окончания смены папа вошел в комнату, держа в руках огромный кусок мяса, каких никто не видел уже много лет.

Мне тогда еще не доводилось пробовать таких деликатесов, по крайней мере, я не мог припомнить столь богатого вкуса. По сравнению с мясом, хлеб и картошка казались пресными.

– Вот это удача! – улыбнувшись, сказала мама, выглянув в окно.

Ах да! Почти в каждом помещении в Пионках были окна. У нас была отдельная комната площадью 12 на 12 метров, в которой помещались две двухъярусные кровати. А вид из окна был просто сказочный. Если вам кажется, что промышленная часть Пионок представляла собой несколько холодных построек, то вы заблуждаетесь, потому что на самом деле наш район находился в лесу, среди пышных зеленых деревьев, которые вскоре сменили цвет на красно-оранжевый. Лагерь для евреев был окружен забором из колючей проволоки, но увидеть, что происходит снаружи было легче легкого. Бараки никто не патрулировал. Проверки проводились редко. В противном случае нас с Самюэлем могли бы выслать. По правилам детям не разрешалось находиться в Пионках. Но все молчали, и никого никуда не высылали. В большинстве своем почти тысяча евреев, проживавших в лагере, старались помогать друг другу.

Мы поужинали мясом и сытным молодым картофелем, усевшись вкруг прямо на полу нашей комнаты. Папа постучался к соседям, чтобы поделиться с ними изобилием. Мы быстро сдружились с обитателями третьего этажа барака. Бобеши, чьи суставы уже не позволяли ей сидеть со скрещенными ногами, ужинала на своей койке, удобно устроившись на соломенном матрасе. Я никогда прежде не видел, чтобы моя аккуратная и педантичная бабушка облизывала пальцы, но так она и поступила, доев свою порцию.

После ужина мамишу и папа приступили к выполнению своей второй работы – нашему с Самюэлем обучению. Тем вечером папа подготовился к уроку: по пути с работы в барак набрал камней, палочек, листов и каштанов. Он положил на пол восемь небольших каштанов.

– Самюэль, если к нам на ужин придут три белки, и каждая из них возьмет себе по два ореха, то сколько орехов мы им отдадим и сколько у нас останется?

Самюэль растерялся.

– Умножение, – осторожно напомнил ему папа.

Он аккуратно отложил шесть каштанов, распределив их на три пары, а два каштана так и остались лежать нетронутыми. Самюэль сразу же все понял.

Папа достал из кармана шесть камешков и положил их на пол. Но не успел он озвучить условие задачи, как Самюэль схватил два камня и подбежал к окну, чтобы разглядеть их получше. А затем сунул в карман.

– Может, лучше попробуем решить задачу с палочками? – предложил отец.

Пока отец и старший брат изучали арифметику, мы с мамишу, уютно устроившись на нашей с Самюэлем кровати, постигали азы еврейского алфавита. Во время наших ежевечерних чтений древних символов она утрировала их звучание. Я делал успехи в произношении. Днем, чтобы чем-то себя занять, Самюэль до хрипоты читал мне вслух книги. Мамишу нами гордилась. Сама она не получила систематического образования, но ценила знания почти так же высоко, как и нашу веру.

Каждый пятничный вечер родители и бабушка учили меня новым молитвам и еврейским песням. Папа поднимал в воздух воображаемую чашу для кидуша.

– Baruch atah Adonai, Eloheinu melech haolam, borei p’ri hagafen (Благословен ты, Господь Бог наш, Царь Вселенной, сотворивший плод виноградной лозы).