Клуб выживших. Реальная история заключенного из Аушвица

Наверное, я решил, что мы собираемся бежать из Аушвица, и был готов пойти за мамой и бабушкой куда угодно. Я сильно рисковал, пробираясь по лагерю вместе с мамой. Дети редко выходили за пределы специально отведенной им зоны, поэтому если бы охранник заметил меня, бегущего по направлению ко взрослым баракам, то непременно бы остановил. Но у нас получилось. Мамишу удалось провести меня между бараками, и ни один патруль на земле или сторожевых вышках не заметил ничего подозрительного. Может, они решили, что она приставлена смотреть за детьми и просто ведет меня в уборную? Не знаю, как ей это удалось, но как только мы вбежали в барак, все тут же бросились приветствовать меня. Даже двое «старших», которым было велено присматривать за бараком, одобрительно закивали. Они тоже были заключенными, отвечавшими за раздачу еды и соблюдение порядка.

Когда толпа расступилась, я увидел исхудавшую бобеши. Она сидела на краю койки и, протянув ко мне руки, ждала, когда я упаду в ее объятия.

– Михаэль!

Она поцеловала меня в обе щеки и нахмурилась, увидев, как я осунулся. Бабушка не была склонна к эмоциональным приветствиям, но она очень обрадовалась, увидев меня. Сказала, что очень скучала и держала место на кровати специально для своего дорогого zeisele. Той ночью бобеши крепко обнимала меня, когда я устроился между ней и мамой на деревянной полке. По ночам было холодно, поэтому мы согревались теплом друг друга. Из-за недостатка жира в организме с приходом осени согреваться становилось все сложнее.

Женщины просыпались очень рано, еще до рассвета, и старшие по полкам передавали им маленькие чашки ячменного кофе. Это был весь завтрак. Мама дала мне сделать глоток из ее чашки, но на вкус кофе был отвратительным. На обед она пообещала мне суп, а потом сказала, что ей нужно вставать на перекличку.

– А ты лежи, дорогой.

Она сказала мне лечь на расчищенную деревянную полку, а затем прикрыла соломой:

– Вот так, радость моя. Будь хорошим мальчиком, лежи тихо-тихо, я вернусь к обеду и принесу тебе поесть, – а затем предупредила, – если кто-то зайдет в барак, пока меня не будет, не шевелись, и чтобы ни звука. Затаись, понял?

Я пообещал ей, что все так и сделаю. Решив одну проблему, мама полностью сосредоточилась на другой. Она все время спрашивала себя, есть ли у папы возможность оберегать Самюэля в мужской части лагеря. Мама отчаянно хотела удостовериться, что они оба в порядке. Ей было интересно, побрили ли эти варвары Самюэля так же, как меня, и узнает ли она его, когда увидит? Она спрашивала себя, плачет ли он по ночам. Мамишу не смела даже думать о том, что он может быть уже мертв. Сама мысль об этом была невыносима.

Ни для кого не было секретом, что новости из мужской части лагеря можно узнать, если пробраться к разделявшему женщин и мужчин забору из колючей проволоки, по которой был пущен электрический ток. Там заключенные с риском для жизни шепотом и криками обменивались информацией. Мама была прекрасно подготовлена для вылазки на территорию лагеря. Бобеши работала в «Канаде»: раскладывала и сортировала. Для человека ее возраста это было одно из немногих доступных занятий. К тому же вся полка выживала за счет «организованных» ею вещей. В Аушвице узники «организовывали» то, что было необходимо соседям по бараку. Если не хватало ложек (а их всегда не хватало), бобеши организовывала несколько штук из «канадских» чемоданов. Нужны носки? Бобеши припрячет парочку в карманах униформы. Если бы ее поймали, то казнили, но она знала, кто из охранников любезно старается смотреть в другую сторону.

Во время утренней переклички мамишу вызвалась на работы неподалеку от забора. Ей удалось получить задание на перевозку кирпичей для строительства здания, которое возводили как раз рядом с оградой. В ее ослабленном состоянии это была пытка. Но ради того, чтобы узнать, как там Самюэль и папа, она была готова пойти на все. Может, ей даже удастся их увидеть! Прибыв на место, она сразу же заметила группу заключенных-мужчин, которые молча работали по другую сторону забора. Один из них, увидев ее, едва заметно кивнул.

– An die Arbeit! – закричал охранник по мамину сторону забора. – Работать!

Прошло несколько часов, прежде чем эсэсовцы решили сделать перерыв и отошли в тень дуба, чтобы там перекусить и поболтать, в то время как узники продолжали работать без всякого надзора. Мамишу, заметив, что охрана отвлеклась, бросилась к забору. Она подозвала к себе мужчин.

– Израиль и Самюэль Борнштейны! – протараторила она. – Отец и сын из города Жарки, Польша. Израиль среднего роста с густыми, каштановыми кудрями…

Ее перебил один из узников:

– Что-то мне подсказывает, что стрижки у нас теперь одинаковые, – и сказав это, он дотронулся до бритой головы.

Времени отшучиваться у мамы не было.

– Самюэль еще мальчик. Примерно такого роста, – сказала она, подняв руку до подбородка, и быстро продолжила. – Самюэль и Израиль Борнштейны, пожалуйста, скажите, они живы, вам что-то известно?