Клуб выживших. Реальная история заключенного из Аушвица

Голос у нее был пронзительный и злой. Рыжая женщина плевалась словами и даже не подумала вытереть рот, когда слюна затекла ей в ямочку на подбородке.

Стоя с прямой спиной, бобеши ответила:

– Извините, но это мой дом. Я много лет жила здесь до войны. До…

Бабушка внезапно замолчала, чтобы собраться с духом.

– Мой сын Израиль Борнштейн… был председателем Юденрата, а это его младший сын…

Женщина резко перебила бабушку, завопив:

– Ты еврейка? И как же ты из печки вылезла, а, гадина? Тебя следовало поджарить вместе с твоими дружками! А теперь убирайся с моего крыльца, а то я полицию вызову.

И с этими словами захлопнула дверь бабушкиного дома перед ее же носом.

Глава 21 Тетя Хильда

В конце весны 1945 года перед маленькой пригородной железнодорожной станцией стояли две женщины. Высокий поляк с бледным лицом наклонился к ним с повозки и спросил:

– Одна из вас Хильда?

Мамина сестра, моя тетя, кивнула.

– Мне сказали отвезти вас, куда скажете. Подруга едет с вами?

Хильда Йониш путешествовала с девушкой по имени Эбигейл, которой с каждой минутой, проведенной на станции, становилось все больше не по себе. Хильда с недоверием осмотрела говорившего. От природы она не была осторожной, но пять лет войны, гетто и четыре лагеря смерти сделали свое дело.

– Агентство наняло меня, чтобы помочь вам добраться до места, мадам. Я без промедления доставлю вас обеих, куда скажете.

Он говорил об агентстве при Администрация помощи и восстановления Объединённых Наций (United Nations Relief and Rehabilitation Administration, UNRRA), одной из многочисленных организаций, которая помогала бывшим узникам концентрационных лагерей добраться домой.

Хильда с подругой уже совершили несколько пересадок и преодолели почти 500 км. Путь из немецкого Аушвица до железнодорожной станции в нескольких километрах от Жарки отнял у нее почти все силы, и чиновники из UNRRA обещали, что по прибытии ее будет ждать повозка. Голос у мужчины был добрый, располагающий, и Хильда почти неосознанно расслабила и опустила плечи.

– Меня зовут Никодим. Но для друзей я Нико. Вы, разумеется, тоже можете звать меня Нико, – и с этими словами он неожиданно подмигнул Хильде.

Ее плечи вновь напряглись. Хильда всегда привлекала внимание мужчин, а интуиция подсказывала ей, что намерения у него могут быть и не самыми честными. Но тут она вспомнила, на кого стала похожа. В первом поезде она заметила в окне отражение изможденной женщины. Только подняв руку, чтобы убрать со лба прядь волос, Хильда поняла, что эта костлявая и измученная женщина – она сама. От голода волос стало заметно меньше, а кожа побледнела из-за болезни. Этот мужчина всего-навсего хотел ее немного успокоить.

– Хорошо, – ответила она. – Абигейл в последний момент решилась поехать со мной. Нам нужно в Жарки. Вы знаете дорогу?

Хильде показалось, что Нико содрогнулся, но затем как ни в чем не бывало ответил:

– Конечно, конечно. Залезайте, дамы.

Нико попытался помочь им забраться на повозку, но девушки не обратили внимание на его протянутую руку и сами уселись на пустую скамью позади возницы. Стоило лошадям тронуться с места и покатить повозку по каменистой дороге, Абигейл ни с того ни с сего закричала:

– Стой! Пожалуйста, останови!

Она была чем-то напугана. Абигейл едва исполнилось 20, она была на десять лет младше моей тети. Война отняла у нее все, но связала их с Хильдой нитями невыразимого ужаса, и они стали одной семьей. Они подружились в Майданеке, концлагере под Люблином, что в 500 км к востоку от Жарки. Им удалось продержаться вместе до самого Бухенвальда. В одном из лагерей им поручили работу, о которой они не любили вспоминать. Женщин определили в Sonderkommandos. Под страхом смерти они должны были доставать из газовых камер тела женщин и детей, бок о бок с которыми они за несколько часов до этого стояли на перекличке. Тетя Хильда заталкивала тела в печь. В Майданеке их отправили упаковывать боеприпасы, как маму в Пионках. Идеальная работа для женщин с маленькими и ловкими пальцами.

– Я тут подумала… – шепнула Хильда Абигейл в первый день их знакомства.

Ее идея состояла в том, чтобы «случайно» не засыпать порох в каждую третью пулю. Абигейл побледнела. Она боялась, что кто-то заметит, как она перешептывается на рабочем месте. Но еще больше она боялась намеренно испортить вещь под строгим надзором у немцев.

– С ума сошла? – прошептала Абигейл в ответ. – А если нас поймают?

Хильда тихо засмеялась в месте, совсем не располагавшем к веселью.

– Если нас поймают? – переспросила Хильда и кивнула в сторону стоявших у двери охранников. – Дорогая моя, мы в концентрационном лагере Майданек. Спешу тебе сообщить: нас уже поймали.