Клуб выживших. Реальная история заключенного из Аушвица

Абигейл почувствовала, будто нарушая правила и рискуя жизнью ради спасения каждого третьего солдата, который сражается с нацистами, она снова оживает. Но еще больше ее будоражила мысль обвести вокруг пальца захватчиков. Так продолжалось несколько месяцев. Каждое утро Хильда и Абигейл плелись на работу, словно послушные овечки. И каждая третья их пуля выходила бракованной. И вот прошло два года, они сидят в повозке, объединенные всем тем, через что им пришлось пройти.

– Что случилось? – спросил Нико у Абигейл.

– Хильда, я люблю тебя, мы с тобой родственные души, – сказала она. – Но я не могу поехать с тобой. Ты возвращаешься домой, тебя там ждут.

Внезапно она осознала, что должна найти свой путь. Еще до войны ее двоюродный брат Адам уехал в Америку, может, ей удастся раздобыть визу и уехать к нему. Она добавила, что всю поездку не могла собраться с мыслями, но теперь отчетливо понимает, что оставаться с Хильдой будет неправильно.

– Моя судьба не здесь. Мне нужно было проделать весь этот путь, чтобы понять это. Я возвращаюсь обратно в агентство.

Слезы текли у нее из глаз, но голос звучал решительно. И несмотря на все протесты Хильды, Абигейл осталась непреклонна.

– Если ты с семьей когда-нибудь окажешься в Америке, найди меня. Я выйду замуж за богатого бизнесмена, буду ужинать у камина до неприличия вкусными блюдами, – сказала она, смеясь. – Мои дети будут петь веселые песни. Не те песни гетто, которые так нравились нам с тобой.

После грустного прощания Абигейл слезла с повозки и направилась обратно к станции. Тете Хильде показалось, что она заметила, как Нико смахнул с глаз слезы, прежде чем щелкнуть поводьями. Повозка покатилась к Жарки. После долгого молчания Нико наконец заговорил.

– Значит, вас зовут Хильда. Это я понял. Не хотите рассказать о себе? У вас ведь была непростая жизнь.

Хильда пришла в ужас от одной лишь мысли о том, как поведать кому-то, через что ей пришлось пройти. Ни в одном языке не найдешь таких слов, которыми бы можно было описать все то, что ей довелось увидеть.

– Да что я, – выпалила она в ответ. – Расскажите лучше о себе.

– Ладно, это можно, – с легкой улыбкой ответил Нико.

Хильда смутно припоминала, что когда-то давно и в ней была та же легкость, которую она видела в Нико. Он приехал из Кракова. В прежние времена он владел маленькой мастерской по изготовлению металлических изделий: делал инструменты и различное оборудование. Та мастерская была его мечтой. Он копил на нее много лет и даже убедил родителей вложить в нее свои сбережения. Но в один ослепительный миг мастерская превратилась в груду развалин. Бомбежка люфтваффе, немецкой авиации.

– Не подумайте, что я сижу тут и плачусь. Я понимаю, если сравнивать, мои проблемы – ничто.

Он остановил рассказ, ожидая, что Хильда скажет что-нибудь в ответ, но она молчала. Поэтому он продолжил и проговорил всю дорогу. Хильде нравилось слушать Нико, его голос действовал на нее умиротворяюще. Рядом с этим незнакомым человеком она чувствовала себя в безопасности, что случалось с ней редко.

Ее муж, Йозеф Выгоцка уехал в Америку много лет назад. Задолго до первых бомбежек, как только война забрезжила на горизонте, он собрал огромный чемодан и объявил, что уезжает. Обещал прислать Хильде и ее семье приглашение, но так этого и не сделал. Тете тогда было двадцать с небольшим, и она решила, что проведет остаток жизни в одиночестве. Но что-то в том, как Нико оглядывался на нее через широкое плечо, кивал и улыбался, рассказывая о своей жизни, пробудило в ней странное, почти незнакомое чувство. Надежду. Может, жизнь еще может начаться заново. Может. Между ними установилась ощутимая связь. Может, потому к концу поездки Нико и решил предупредить ее. До города оставалось всего несколько минут.

– Хильда, мне нужно вам кое-что сказать, – он глубоко вдохнул, словно напитываясь смелостью. – Ваш город… очень приятный город. Я раньше часто приезжал сюда по делам мастерской. В общем… Ваш город сильно пострадал во время войны. Надеюсь, вы понимаете…

– Я знаю, – перебила его Хильда.

Она помнила, как скверно выглядел Жарки. Она уже бывала там и видела последствия немецких бомбежек. Но Хильда жаждала увидеть людей, а не архитектуру. Она рассказала ему, что гестапо разрешила многим членам ее семьи остаться в гетто.

– Мой зять был важным человеком. Влиятельным.

Из гетто Жарки, «открытого» гетто, мамишу удалось тайно отправить на север, в Варшаву, несколько писем, чтобы поддерживать связь с сестрой. Хильда знала о папином положении в Юденрате.

– Хильда, послушайте. Немцы зачистили гетто осенью 1942-го.

Нико рассказал ей, что вся община была уничтожена. В городе не осталось ни одного еврея. Он оглянулся в тот самый момент, когда Хильда согнулась пополам, не в силах вынести этой новости. Тогда он натянул поводья и остановил телегу.

– Пожалуйста, скажите, что это неправда, – взмолилась Хильда.

Нико не мог ее успокоить. Все, что он мог, это рассказать ей безумную историю, которую слышал от знакомых из Ченстоховы: немцы выкосили всю общину, но одна семья все же вернулась.