Клуб выживших. Реальная история заключенного из Аушвица

Мы зашли на кухню и, закрыв дверь, тетя Хильда протянула мне кусочек приготовленной для ужина лепешки. Я начал с краев. Было стыдно, но я не мог отказать себе даже в крошках. Не хотел я ждать окончания молитв.

– Только смотри, не выдай меня, Михаэль. Это будет наш с тобой секрет! – сказала тетя Хильда.

Она поцеловала меня в макушку, как делала мама. Я пытался не плакать, но глаза не слушались. Они вмиг заполнились слезами.

– Что такое, Михаэль? Ты знаешь, я видела все то же, что видел и ты. Мне ты можешь рассказать.

– Тетя Хильда, как вы думаете, мама еще жива? Почему бобеши уверена, что это не так? Мамишу обещала, что, когда нас освободят, мы обязательно снова будем вместе.

Хильда глубоко вздохнула. Я заглянул ей в глаза в надежде, что это заставит ее сказать мне правду.

– Пожалуйста, тетя Хильда. Что они вам рассказали? Куда увезли мамишу?

– Софи, твою маму, отправили в австрийский трудовой лагерь. Я не знаю, чем она так занималась. Твоей бабушке удалось разузнать, что в лагере случился пожар. Михаэль, лагерь, в который увезли твою маму, сгорел дотла. Никто из заключенных не выжил.

В этот момент глаза Хильды наполнились слезами.

– Libling, я и сама не знаю. Думаю, никто не скажет наверняка, была ли она на территории лагеря в момент пожара. Если хочешь услышать от меня, что однажды мама вернется домой, то я не могу убеждать тебя в обратном.

Мое сердце на мгновение сжалось. Тетя Хильда продолжила:

– Никто не мог предугадать, что я вернусь в Жарки. Но вот я здесь, и все мы здесь… тринадцать человек собрались за праздничным столом!

Она погладила меня по руке, и казалось, в тот момент Хильда тоже думала о маме.

– Михаэль, думаю, в этом мире нет ничего невозможного. Но сейчас давай просто воздадим благодарность за то, что имеем.

Она разрешила мне отщипнуть еще кусочек от лепешки и налила кувшин воды. Мы вернулись за обеденный стол, который временно переехал в гостиную. В столовой мы бы все не уместились.

Глава 23 Стук в дверь

– Я не могу больше ждать. Бобеши, ну пожалуйста. Можно мы уже пойдем?

Подошло обеденное время, и мне очень хотелось есть. Через две недели после семейного ужина бобеши разрешила мне остаться у Руфь с ночевкой. На ферме нас ужасно замучили комары. Я с нетерпением ждал возможности провести ночь вдали от насекомых под защитой окон и дверей. И к тому же тетя Хильда теперь спала на полу в комнате Руфь, и она обещала рассказать нам перед сном сказки уже после того, как тетя Циция уложит нас спать.

Вновь наступил Шаббат, поэтому все ужинали при свете праздничных свечей, а нам, детям, даже дали попробовать кошерного вина. Если честно, оно показалось мне отвратительным. Но мы с Руфь понимали, что нам оказывают огромную честь, поэтому всякий раз, когда чаша переходила в наши руки, мы подносили ее к губам и делали небольшой глоток. А потом облизывали губы, как после вкусного угощения.

– L’chaim! – повторяли мы. – За жизнь!

Во время праздничного ужина в Шаббат евреи всегда поднимают тост «L’chaim», но после всего пережитого эти слова обрели особый смысл. В ту пятницу под напором моих бесконечных уговоров бобеши согласилась отвести меня к тете Циции пораньше. Хотя сама сказала, что не может остаться на ужин.

– Циция, спасибо большое. Это так великодушно с твоей стороны, всякий раз приглашать меня к столу, но я ужасно устаю. Я поприветствую Шаббат дома (то есть в нашем с ней курятнике), и мне совсем не будет одиноко (ей будет очень одиноко). Спасибо, что пригласили Михаэля. Он так рад возможности побыть с вами, а я смогу подольше поспать утром.

Бобеши оставила меня с корзинкой весенних цветов на крыльце у родственников и попрощалась. Не буду лукавить. Я был рад немного отдохнуть от бабушки. После Аушвица она все время казалась мне грустной. А быть рядом с тем, кто постоянно грустит, очень тяжело. Я любил бабушку, но мне тогда и пяти не было, а в таком возрасте ребенку время от времени нужно веселиться.

Шаббат в кругу родственников прошел замечательно. Тетя Циция зажгла свечи и, трижды поманив к себе руками царицу-субботу, духовную конечно же, закрыла глаза ладонями. В этот самый миг, словно по команде, раздался громкий стук в дверь. Дядя Давид задул только что зажженные свечи. В соседних городках банда антисемитски настроенных хулиганов ходила по домам, выискивая евреев, вернувшихся из концлагерей, чтобы глумиться над ними, устраивать травлю, а иногда и избивать просто ради удовольствия. Если они добрались и до Жарки, то следы иудейского обряда раззадорят их еще больше.

– Циция, спрячь блюдо с халой в мешок с мукой! Давид, свечи! Задуть мало, спрячь, – дядя Сэм отдавал приказы так тихо, как только возможно. – Михаэль, Руфь, то есть Кристина, бегите в детскую и спрячьтесь там под одеялом. И чтобы ни звука. Марш!