Клуб выживших. Реальная история заключенного из Аушвица

Сначала мы прочли молитву над огнем, а затем над ритуальными специями и вином. Его бобеши налила в старую керамическую чашку, которую кто-то выбросил в лесу неподалеку от фермы. У нас не осталось семейных реликвий, чтобы почитать Шаббат. После скромного ужина я укрылся шерстяным одеялом и быстро уснул на самодельном матрасе из соломы и подушке, которую мне дала тетя Циция. Прошлый вечер сильно меня утомил.

Спустя несколько дней я проснулся от того, что мой живот урчал от голода. Мне пришлось долго расталкивать бобеши, пока она наконец-то не вылезла из-под одеяла.

– Пойдем в город! Ты помнишь, бобеши?

В наш прошлый поход на рынок я впервые попробовал землянику. Бабушка остановилась перед фруктовой лавкой, которой руководил человек по имени Оскар, и на все оставшиеся у нее злотые купила мне кулек этих вкуснейших ягод. Бобеши очень за меня беспокоилась и любила смотреть, как я ем. Мой вес скорее соответствовал таковому трехлетнего ребенка. И несмотря на то, что я порядком вытянулся, мяса на костях по-прежнему было мало, а волосы не росли. Потому-то, когда бобеши увидела, как я умял за обе щеки целый кулек земляники, а потом сунулся в него носом, чтобы вдохнуть аромат, она пообещала, что мы вернемся и купим еще.

– Ладно, ранняя ты пташка, – вздохнула бобеши. – Я сейчас встану. Только дай своей старенькой бабушке полежать еще пять минут, а потом мы отправимся за ягодами.

Я согласился. Мне хотелось заслужить ее благосклонность, поэтому я решил вынести стоявшее в дальнем углу курятника зловонное ведро, которое мы использовали вместо туалета. Аккуратно вышел с ним на улицу и выплеснул содержимое на маковом поле. Но стоило мне вернуться, я снова начал расталкивать бабулю, пока она наконец-то не надела свой серый свитер, который взяла со склада в Аушвице. На ноги она натянула длинные коричневые чулки, скрывавшие вены, что словно синие молнии пронзали ее икры.

– Моего голодного мальчика ждет земляника, – устало проговорила она. – Пойдем.

До города было 30 минут пешком, по крайней мере в бабушкином темпе. Мы прошли гравийную дорогу, миновали каменистую и лесную тропу, усеянную корягами и выступавшими корнями деревьев, и вышли на пыльную дорогу, которая вела прямиком к нашему бывшему дому. Шли мы медленно, поэтому я развлекался тем, что собирал одуванчики, которые росли в высокой траве вдоль дороги. Я переплетал их между собой, стараясь сделать длинную гирлянду из цветов. И внезапно меня пронзило теплое и радостное чувство, будто кто-то окатил меня счастьем с головы до ног. Это случалось всякий раз, когда у меня в голове возникало яркое и почти осязаемое воспоминание о маме. Я вспомнил, что у нее был браслет из одуванчиков. Может, его смастерил Самюэль, а может и она сама, ведь мама любила яркие цвета.

«Капелька желтого цвета никогда не повредит», – кажется, я много раз слышал от нее эту фразу. «Одевайся как счастливый человек, – и будешь счастлива», – сказала как-то мамишу нашей соседке в Пионках, стоя перед окном и пытаясь уловить в стекле свое отражение, чтобы нарумяниться.

Я работал над гирляндой из одуванчиков всю дорогу до рыночной площади.

– Бобеши, смотри, какая длинная! – с гордостью сказал я, протянув ей свое творение.

– Ага, – большего восторга от нее было сложно добиться.

День был пасмурный, и Жарки выглядел довольно мрачно. Не знаю, откуда у меня было столько энергии. Но по мере приближения к центру городка становилось все очевиднее, что рынок разделяет мое оживление. Вокруг костела Святого Симона было не протолкнуться, и казалось, что весь город пришел за покупками. Конечно, в довоенные времена в нем проживало куда больше народу. Две трети населения Жарки были евреями, поэтому теперь большая часть города отошла в мир иной. Но в тот день город подавал признаки жизни. Перед фруктовой лавкой Оскара выстроилась очередь. Я с досадой взглянул на бобеши. Но она смотрела не на продавца земляники. Она внимательно следила за проезжавшей неподалеку шаткой повозкой, которую тянула лошадь в белых яблоках.

Я тоже взглянул на повозку. Присмотрелся повнимательнее. Заморгал, чтобы убедиться, что зрение меня не обманывает. Потом тяжело сглотнул и приготовился к очередному разочарованию. В повозке, радом с возницей, ехала женщина, как две капли воды похожая на мамишу. Но я не растерялся, как в тот раз, когда принял тетю Хильду за мамишу. Черты лица этой женщины точь-в-точь повторяли мамины.

Существует расхожее выражение, что человек может ощущать на себе чей-то взгляд. Судя по всему, именно это и произошло. Через пару секунд женщина повернула голову и посмотрела на меня, стоящего в толпе. В тот же миг она ударила возницу по руке. Он вздрогнул, из-за чего повозка покатилась быстрее.

– Останови! – услышал я сквозь гул толпы. – Останавливай! Останавливай!

Не дожидаясь, когда повозка остановится, женщина спрыгнула на мостовую. Она со всех ног бросилась ко мне через толпу. Я будто парализованный стоял там и держал бабушку за руку.

Мамишу?

Вероятно, она бежала секунд пятнадцать. Но казалось, что прошло намного больше времени.