Клуб выживших. Реальная история заключенного из Аушвица

– Чему захочешь, дорогой. В Америке ты сможешь делать все, что захочешь. Захочешь стать юристом? Станешь! А может, даже сенатором? – расхохоталась она. – Но сначала – в школу! Будешь сидеть там, пока синяки на попе не заработаешь, libling. Тебе выпал второй шанс, которого лишился твой брат.

Должно быть, ей было тяжело даже вскользь упоминать Самюэля. Мне стало жаль маму, потому что я увидел, как боль омрачила ее лицо. Так и закончилось наше веселье.

– Америка!

Мама сказала, что сначала мы на несколько месяцев отправимся в Ченстохову к дяде Давиду и дяде Монику. Она будет помогать им в их деле и немного подзаработает.

– Наконец-то я буду не только усердно трудиться, но и получать за это деньги, – с гордостью заявила она.

Но затем я услышал то, что мне совсем не понравилось. Бобеши с нами не поедет. Мое сердце разрывалось на части от мысли, что мне придется попрощаться с женщиной, которая оберегала меня в Аушвице и привезла обратно в Жарки. В лагере смерти мы спали на одной койке, а здесь, в Жарки – на одном соломенном матрасе. Но никакие мольбы не могли убедить бабушку последовать за нами.

– Libling, ты должен поехать с матерью. Я слишком стара для еще одного приключения, Михаэль. У меня нет сил путешествовать, а вы еще молоды и готовы начать новую жизнь.

Бабушка уже все решила.

– Милый, не пытайся меня переубедить. Мой дом в Жарки, здесь я и останусь.

Глава 27 На перепутье

Через несколько дней мы все собрались на ужин у дяди Сэма и тети Циции. На столе была грудинка, квашеная капуста и небольшой пирог с ревенем. Мне сказали, что мы отмечаем мой пятый день рождения, который прошел уже давным-давно, и потому в мою честь звучали песни на польском, идише и иврите. А в остальном это был обычный ужин, до тех пор, пока взрослые не начали рассуждать о планах на будущее.

Мы пережили Холокост. Но что теперь? И вот пришло время маме раскрыть все карты. В Европе война закончилась, но здесь, в Жарки, у евреев нет будущего. Куда бы ни приходили мои родственники, они чувствовали, что им не рады. Помимо тех жителей Жарки, кто с радостью восприняли новость о нашем возвращении, были и такие, которым наше присутствие не давало покоя. Мамишу запустила кампанию по переезду всей семьи в Америку. Теперь у них появилась долгожданная возможность сделать то, что они должны были сделать еще до войны: уехать.

Оказалось, что все мои родственники, кроме бобеши, уже думали об этом. Дяди сказали, что сначала им нужно свести концы с концами. Они успели заложить фундамент для своего кожевенного дела, поэтому нужно было сбыть часть уже готового товара.

– Я помогу! – воскликнула мама, не дожидаясь, когда они сами предложат ей работу.

– Ну, конечно, Софи. Лишние руки нам не помешают. Вы с Михаэлем можете пока пожить у нас с Давидом, в нашей ченстоховской квартире. Будете носить образцы кожи другим торговцам и узнавать, сколько они готовы заплатить, – сказал Моник, словно читая мамины мысли.

– Да, это будет здорово! – восторженно воскликнула она.

Я был с ней полностью согласен. Мы с мамишу вместе отправляемся навстречу приключениям. И тетя Хильда едет с нами. Мы поселимся в Ченстохове, где вся семья попытается сорвать джекпот на продаже небольшого кожевенного производства, чтобы начать все заново. Ченстохова был всего в часе езды на повозке, поэтому мы могли часто наведываться в Жарки.

Тем же вечером, вернувшись в курятник, мамишу упаковала то немногое, что у нас было, и приготовилась отправиться в путь на следующий день. Рано утром мы вместе с тетей Хильдой сели в телегу. Бобеши провожала нас, стоя на обочине, и махала нам вслед до тех пор, пока не превратилась в крошечную точку.

Воздух был влажный, и вся листва вдоль дороги серебрилась росой. Когда телега задевала длинные ветки, нас окатывал прохладный туман. Почти всю дорогу мы молчали, голоса наши еще не проснулись. Наконец лес расступился, и мы увидели впереди Ченстохова. Мне он показался большим городом. Я часто слышал о нем от старших родственников, и даже от Руфь, которая жила в местном приюте во время войны. Как и Жарки, Ченстохова сильно пострадал от нацистской резни и бомбардировок. В том городе был свой вошедший в историю «Кровавый понедельник». Но в отличие от Жарки, где после войны осталось 27 евреев, в Ченстохове выжившие собирались на специальные встречи. Когда мы приехали, в городе уже были зарегистрированы 1300 евреев. Многие оказывались там проездом, но большинство рассчитывали на возрождение еврейской общины, прямо там, в сердце Польши. Моя семья слабо в это верила. Мы просто хотели собрать побольше денег для переезда.

– Ну, вот и приехали, – сказал возница, остановив телегу перед серым бетонным зданием, где жили дяди.

Оба брата выбежали на улицу, чтобы поприветствовать нас.

– Добро пожаловать, сестренки! – сказал Давид и наклонился, чтобы поцеловать мамиши и тетю Хильду в обе щеки.

Он был самым высоким из братьев Йониш.

– Здравствуй, юноша, – с этими словами он протянул мне руку.