Клуб выживших. Реальная история заключенного из Аушвица

Мы поднялись на второй этаж и прошли в трехкомнатную квартиру, которая больше напоминала логово коллекционеров. На столах и стульях были сложены шкуры животных и куски кожи. В открытые настежь окна дул легкий ветерок, но даже он не спасал от резкого запаха дубильных веществ.

– Фу-у-у-у!

Я зажал нос и постарался не закашлять. Мамишу и тетя Хильда недовольно посмотрели на братьев, но что они могли сказать? Давид и Моник давали им крышу над головой и возможность. К тому же, детей у них не было, а потому они даже не подумали о том, какое воздействие на ребенка могут оказать все эти химикаты.

Как правило, еда сглаживает все острые углы, особенно среди людей, привыкших ценить каждую крошку, поэтому после плотного обеда, состоявшего из тушеной говядины и свекольного салата, запах уже не казался таким отвратительным. Взрослые снова заговорили о будущем, а я прилег отдохнуть на диван, все еще утомленный столь ранней утренней поездкой.

Я плохо помню время, проведенное в Ченстохове, но одно могу сказать точно: через несколько недель я заметно окреп. Волосы начали отрастать, потом выпали, и выросли заново. Тело сопротивлялось. Я начал набирать вес, а руки и ноги неуклюже торчали из рукавов и штанин, которые теперь были мне малы. Мамишу и тетя Хильда тоже окрепли: руки и ноги стали плотнее, а бедра снова по-женски округлились. В одном из лагерей тетя Хильда сломала зуб, и теперь у нее были деньги, чтобы его починить. Кожа у нее была здоровой, а волосы у обеих становились все гуще и плотнее.

Тетя Хильда прекрасно разбиралась в математике и бухгалтерском учете, поэтому в свободное время помогала мне с обучением. Они с мамишу по очереди присматривали за мной и помогали братьям в работе. Казалось, еще вчера я был круглым сиротой, а сегодня у меня было сразу две матери.

Не помню точно, сколько времени мы оставались в Ченстохове, с его относительно оживленными торговыми площадями и ателье, но где-то через полгода тете Хильде пришло письмо из заграницы. От старшей из сестер Йониш, Олы. Она с семьей проехала через всю Россию и спустя полтора года после начала войны оказалась в Японии. На самом деле ее спас известный японский дипломат Тиунэ Сугихара[10]. За все время войны этот отважный чиновник, вопреки воле своего правительства, выдал визы более чем шести тысячам евреев. И теперь Ола хотела, чтобы Хильда тоже покинула Польшу. Умная и стоявшая горой за самую младшую из сестер, Ола сказала Хильде ехать в Швецию, где она сможет сесть на корабль до Кубы. Этот путь к лучшей жизни казался Оле кратчайшим.

– Софи, поехали со мной! – умоляла ее Хильда, засовывая открытку в карман платья. – Ты, я и Михаэль! Мы поплывем на Кубу. А оттуда – в Америку!

Но у мамиши были другие планы. Она все время говорила о Мюнхене, где можно было получить визы в Америку.

– Там столько департаментов, – рассказывала она сестре и братьям. – Даже группа профессиональной переподготовки, там мы сможем освоить новые профессии, чтобы потом найти работу. И там есть школы, где Михаэля с радостью примут. Он сможет изучать иврит! Но перво-наперво его нужно показать доктору. Самое главное сейчас – его здоровье.

Наша новая цель привела меня в замешательство. Долгие годы «Германия» напрямую ассоциировалась у меня со «злом». Я не мог понять, как страна, которая развязала против нас войну, всего за какие-то несколько месяцев может стать безопасным местом, где мы обретем мир. Мамишу объяснила, что союзники восстановили разрушенный за время войны Мюнхен, и теперь там размещается множество организаций, готовых нам помочь. Они уже вовсю занимались поисками жилья и работы для перемещенных лиц. Вот так все и решилось. Сестрам вновь пришлось расстаться с надеждой на то, что однажды их пути еще пересекутся.

Но, прежде чем навсегда проститься с Польшей, мы все вернулись в Жарки, чтобы навестить Сэма, Цицию, Маллека и конечно же бобеши. Радость отъезда омрачалась горечью расставания, на этот раз нашего с бабушкой, потому что мы понимали, что больше не увидимся. Мы сидели рядом в столовой тети Циции, и я весь вечер держал бобеши за руку под столом. После ужина мужчины вышли в гостиную и принялись молиться, а я помогал тетям и маме убирать со стола. Я увидел, как мамишу наклонилась к бабушке и прошептала ей что-то на ухо, когда они помогали друг другу убирать стеклянные банки в шкаф.

– Ша! – ответила бобеши, пытаясь отговорить маму от того, что она затеяла.

Но это было бесполезно. Мамишу развязала фартук и положила его на стол.

– Прежде чем мы с Михаэлем покинем эту страну, мне нужно кое-что сделать, – громко сказала она подмигнувшей ей в ответ тете Хильде.

– Конечно, Софи, иди. Мы подождем, – сказала Хильда.

Прошло немало времени, прежде чем я узнал, что же в тот вечер сделала мама.

Глава 28 Все, что осталось