Клуб выживших. Реальная история заключенного из Аушвица

Я вырос и стал исследователем. Меня приняли в Фордемский университет, но в том же году мама вышла замуж, переехала на Кубу, и я остался на улице. Узнав об этом, монахини из Католического университета Америки предложили ночевать у них в лазарете. И вновь лазарет стал для меня спасительной благодатью! Порой люди спрашивают, почему мама уехала на такой длительный срок. Мне же кажется, что она воспринимала 18-летнего юношу как взрослого самостоятельного человека. Она поставила меня на ноги и дала мне все, что нужно, чтобы преуспеть в жизни. К тому же мамишу встретила Хаима, моего отчима, и вновь хотела любить и быть любимой. Она никогда не оставила бы меня в Америке одного, если бы считала, что я не готов жить самостоятельно.

Виктор Оливер, фармацевт из «Аптеки Фельдмана», оставил огромный след в моей жизни. Занятия с ним пробудили во мне интерес к химии и точным наукам. После колледжа я получил степень доктора фармацевтики и аналитической химии в Университете Айовы. Но моим главным достижением в этом учебном заведении стало знакомство с девушкой по имени Джуди Коан, которая стала моей женой и любовью всей жизни. И то свидание вслепую стало вторым спасительным подарком от судьбы. За годы, наполненные футбольными матчами, днями рождениями и благодатью мы с ней вырастили четырех детей: Лори, Скотта, Дебби и Лизу.

Однажды вечером, то было в середине 1980-х, мы с Джуди и нашими друзьями пошли в кино на фильм «Избранные». Сюжет разворачивался в Бруклине в 1945 году, и два главных героя смотрят кадры кинохроники с освобожденными детьми из Аушвица. Режиссер использовал оригинальные записи, и в тот вечер, сидя в кинозале, я испытал самый настоящий шок. Я узнал себя на кадрах, которые снимали советские солдаты. Никогда прежде мне не удавалось увидеть себя на записях или фотографиях, сделанных в Аушвице. Но я не спешил делиться воспоминаниями о своем детстве. Дети забрасывали меня вопросами, но воспоминания о тех днях обрывочны: благословение и проклятие. И к тому же я и правда хотел сконцентрироваться на положительных вещах. Как и тетя Хильда, я смотрел вперед. И хотел, чтобы мои дети видели и слышали только хорошее.

Дети выросли и создали замечательные семьи. Они подарили нам с Джуди целый выводок безмерно любимых внуков, которых пока двенадцать. Повторюсь, наша жизнь заполнена футбольными матчами и вечеринками по случаю дней рождений – неисчерпаемый запас невыразимой радости. На свадьбах детей и обрядах обрезания внуков в знак благодарности мы поднимали тот самый бесценный бокал для кидуша. Семейная реликвия, некогда захороненная на заднем дворе родительского дома в Жарки, теперь стала символом непоколебимой веры, которой не страшны никакие испытания. Выживший дал жизнь уже двум поколениям: четырем детям и двенадцати внукам. Еще сотни и тысячи народились от других выживших и тех, кому удалось сбежать. Гитлер не уничтожил религию. И сегодня наше самосознание сильнее, чем когда-либо.

Как я это понял? Сразу же после публикации «Клуба выживших», по электронной почте мне пришло письмо от человека, который утверждал, что на фотографии, ставшей обложкой книги, позади меня стоит он. И в тот же день пришло еще одно письмо. Женщина по имени Това Фридман тоже узнала себя на той фотографии. Това была знакома с другой выжившей, «девочкой» моего возраста. На фотографии она стоит слева от меня, а теперь живет в часе езды от моего дома в Нью-Джерси. В июне 2017 года мы с Сарой и Товой вновь встретились в студии программы Nightly News канала NBC. То утро обещало быть безрадостным. В детстве мы пережили ад. Но все прошло очень хорошо. Это было торжество жизни. В окружении поколений детей и внуков, высыпавших из дома моей дочери Дебби на задний двор, мы подняли тот самый бокал для кидуша за память, традиции, процветание и счастье. И как потом сказала Сара Людвиг: «Мы все теперь одна большая семья».

Родственники говорят, что с тех пор, как я начал рассказывать о своем прошлом, во мне что-то изменилось. Говорят, что я выгляжу более умиротворенным, и думаю, что они правы. Когда Дебби предложила нам всей семьей побывать в Польше, я, к своему удивлению, согласился. Сильвия, еще подростком бежавшая из Варшавы, решила отправиться с нами. Дочери тети Хильды и Руфь – Эсти и Яффа – купили всем билеты. Перед поездкой я спрашивал себя, не ошибка ли это. Но я даже не мог предвидеть, какие сюрпризы готовило нам путешествие. Во время посещения мест восстания в Варшаве, мы познакомились с группой из девятнадцати израильских подростков, которые узнали, что я один из выживших. Они попросили меня рассказать свою историю и после этого, не сговариваясь, положили руки на плечи друг другу и, раскачиваясь, запели на иврите «Yerushalayim Shel Zahav» («Золотой Иерусалим»), песню надежды. На том самом месте, где погибло столько евреев, мечтавших о свободе, в окружении цветущей молодежи из свободного государства Израиль, гордо стоял бывший узник Аушвица. Я никогда не забуду тот миг.