— Не было, — вздохнув, подтвердил Угрим.
— И где же тогда цареградские книги?
— Их сожгли во время бегства из Никеи. Сама же царевна и сожгла. Теперь память Арины — единственная сохранившаяся библиа матогика. И эту книгу мне приходится беречь, как зеницу ока. Вот только запечатана она такими печатями, взломать которые я пока не в силах. Эта книга открывается лишь тогда, когда захочет сама.
— А что, всё-таки, открывается? — осторожно поинтересовался Тимофей.
— Случается, — задумчиво произнёс Угрим. — Я узнал от Арины, что Кощееву десницу прятали в своих лесах маги-друиды, поклоняющиеся деревьям. Шотланд — так называются их земли, лежащие на западе, на самом краю света.
— Михель Шотте! — осенило Тимофея. — Он, наверняка, оттуда! И, выходит, Чёрная Кость, которой он владел, — тоже?
Князь кивнул:
— Верно. Арина рассказала также, что ещё одну Кость нужно искать на восточной окраине мира — за землями, подвластными хану Огадаю.
— Там, откуда по колдовской Тропе пришёл чёрный бесермен?
— Видимо, да. Это всё, что я смог узнать от Арины. Быть может, она и сама не знает большего. А может, знает и утаивает своё знание. Со временем я надеялся выяснить это. Но меня смущает интерес, проявляемый Ариной к подвалам Острожца. Возможно, что из цареградских книг ей стало известно о том, где укрыто Кощеево тулово.
— Но зачем оно Арине?
— Не знаю. Я же сказал, что не могу проникнуть сквозь её защитную волшбу.
М-да, дела… Тимофей покачал головой, пытаясь осознать услышанное.
— Как вы только с Ариной живёте, княже?
«Прямо, как колдун с ведьмачкой…» — пронеслось в голове.
— Да так вот и живём, — невесело усмехнулся Угрим. — Как колдун с ведьмачкой.
Тимофей отвёл взгляд. Видимо его мысли, в самом деле, не были тайной для князя-волхва. В отличие от помыслов княгини.
— А это… — смутившись, пробормотал Тимофей, — как же эта… ну… любовь которая?..
— Брось, Тимофей, — поморщился Угрим, — какая любовь? Откуда? Если двое ни на миг не раскрываются друг перед другом полностью, а наоборот, постоянно пытаются сохранить втайне своё и вызнать чужое, о какой любви может идти речь? Дальше постельных утех дело не сдвинется.
Тимофей невольно прикусил губу. Угрим ничего не заметил. Или сделал вид, что не заметил. Князь продолжал — задумчиво, глядя куда-то в сторону:
— Хотя и до них доходит черёд лишь потому, что на супружеском ложе удобнее всего испытывать прочность колдовской защиты. Проникая в чужое тело, проникаешь также в чужие помыслы и чувства. Ублажая и обретая власть над чужим телом, начинаешь управлять чужой волей. Когда плоть бьётся в экстазе, утрачивается контроль над самым важным и становится проще пробиться сквозь магические преграды. Иногда мне кажется, что вот-вот удастся… Пробиться, познать и понять Арину до конца. А порой, наоборот, я чувствую, что вот-вот удаётся не мне, а ей. Что она скоро вытянет из меня все мои тайны. Это война, Тимофей. Особая, бескровная. Война и испытание на волю, выдержку, человеческое лицемерие и чародейское мастерство. Но, скажу по секрету, порой такие войны волхвов и ворожей бывают опаснее кровавой сечи.
Тимофей молчал, насупившись. Откровения князя его, скорее, угнетали, чем радовали. Наверное, Угрим понял. Наверное, понял всё.
Князь улыбнулся:
— Я рассказываю тебе об этом не просто так, Тимофей. Не для того, чтобы смутить тебя или выговориться самому. Я хочу, чтобы ты знал, как обстоят дела. И чтобы ты был готов.
— К чему, княже? — исподлобья глянул на него Тимофей.
— Ко всему, — голос князя стал суровым и жёстким. — Тебе предстоит нести стражу у опочивальни княгини.
— Что?! — Тимофея будто студёной водой окатили. — Зачем?!
— Похищена ценная Реликвия, и близится война, которой не избежать, — Угрим опять не смотрел на него. Княжеский взгляд упёрся в неровную стену, словно там, за прочной каменной кладкой и толщей земли, князь-волхв уже видел картины грядущих событий. — А к войне нужно готовиться заранее. Возможно, мне придётся на время отлучиться из Острожца. И я должен быть уверен, что Арина в моё отсутствие не полезет, куда не следует.
Угрим многозначительно глянул в темноту подземелья:
— Без моего позволения княгиня не должна вообще выходить из терема. И ты будешь тому порукой.
Тимофей утёр взмокший лоб.
— Почему именно я, княже?
— Ну не дурня же Ермолая ставить в терем на стражу?! — усмехнулся князь. — Более надёжного человека, чем ты, я для этого дела не вижу. Ты давал мне слово честно служить, так? Ты обещал быть верным во всём, так?
«Да, — вынужден был признать Тимофей, — всё так».
— И ты теперь знаешь то, о чём другие даже не догадываются. Значит, на тебя я могу положиться больше, чем на кого-либо.
— Но княгиня… — Тимофей растерянно тряхнул головой. — Что если Арина не пожелает подчиняться? Она ведь и не обязана слушаться княжеского дружинника. Для неё закон — слово князя.