Княжна Дубровина

Рядомъ съ садомъ Долинскаго стоялъ небольшой домикъ особнякъ, имвшій маленькій премаленькій палисадникъ и всего четыре комнатки во всемъ дом, да дв конурки въ мезонин. Въ немъ жила старушка вдова Софья Артемьевна Котельникова съ дочерью и одною прислугой, бывшею няней дочери. Дворъ домика, садикъ, службы отличались чрезмрною опрятностію. Дворъ былъ выметенъ, посыпанъ пескомъ; черная, большая лохматая собака лежала въ конур, набитой чистымъ сномъ. Куры большія кахетинскія и маленькія корольки, куры съ хохлами и безъ хохловъ, неуклюжія на высокихъ ногахъ и маленькія и граціозныя съ красивыми птушками, сновали взадъ и впередъ по двору и оглашали утренній воздухъ своимъ кудахтаньемъ. Раннимъ утромъ изъ-подъ блой занавски, между горшковъ геранія, показывалась головка молодой двушки; она выглядывала и вскор выходила на посыпанный пескомъ дворикъ. Съ метлой въ рук, весело напвая, принималась она усердно мести дворикъ, потомъ уходила въ домъ и возвращалась съ корзиной, въ которой набросаны были корки хлба отъ вчерашняго обда и ужина, творогъ и всякія зерна, и садилась она на ступени низенькаго, деревяннаго, но замчательно чистаго крылечка. Сама она была роста высокаго, стройная, одтая просто, даже бдно, въ старомъ, простомъ ситцевомъ плать, но опрятно и даже щеголевато. Собой она была не красива, носъ ея былъ немного толстоватъ, губы крупныя, но все лицо ея озарялось, если можно такъ выразиться, чистымъ и яснымъ свтомъ большихъ срыхъ глазъ. Глаза эти и улыбка ея добрая и умная были такъ прелестны, что она казалась красивою когда улыбалась, и любовно глядла, а глядла она на всхъ съ благорасположеніемъ и привтливостію. И вотъ выйдя изъ дому садилась она на узенькихъ ступенькахъ своего маленькаго крылечка, у дверей своего маленькаго домика, и начинала звонкимъ и чистымъ голосомъ зазывать своихъ любимицъ къ завтраку.

— Цыпъ-цыпъ-цыпъ! Цыпеньки-цыпеньки-ципеньки! звала она звонкимъ голосомъ; куры слетались изъ-за сарайчика, гд копошились, и окружали ее, жадно кидаясь на подачку. Большія и сильныя обижали маленькихъ, но она глядла за порядкомъ, отгоняла большихъ и кидала пшено и творогъ маленькимъ. Къ нимъ приставали и воробьи; воришки эти скача и прыгая нагло завладвали не своею долей и уносили въ носикахъ на первое дерево свою добычу. Но хищеніе замчала хозяйка и громко смялась показывая свои бленькіе, маленькіе зубки. На хохотъ ея частенько показывалась изъ дому пожилая кухарка, бывшая няня двушки, Дарья-няня, такъ звали ее, и смотрла подперши голову рукой на свою веселую барышню. А барышня была у нея одна, одна дочь старой, не слишкомъ здоровой вдовы, и об он — и мать и няня — не могли наглядться на свою Машу. Въ этомъ маленькомъ домик съ маленькимъ палисадникомъ и маленькимъ дворомъ, съ курами, воробьями и хохлатою собакой Барбосомъ, жили въ мир, тишин и пріязни эти три женщины: старая мать, молодая дочь и пожилая няня. Богатства не было, но былъ достатокъ, и былъ отъ того, что Котельниковы и мать и дочь жили по пословиц: по одежк протягивали ножки. Маша не знала ни капризовъ, ни затй. Она была домосдка, рукодльница, заботливая хозяйка, страстная любительница птицъ и цвтовъ, которые сама сажала, поливала и гряды полола въ маленькомъ огород и палисадник. Руки ея, по выраженію Дарьи-няни, были золотыя. Къ чему она ни притрогивалась все въ рукахъ ея спорилось, и все-то она сдлать умла и все-то длала весело, смясь и распвая русскія псни голоскомъ звонкимъ и чистымъ. Умла она сшить платье себ и матери, умла смастерить ей незатейливый чепчикъ къ большому празднику, умла испечь пирогъ, умла изжарить въ случа нужды жаркое и сварить супъ; но до этого Дарья-няня не допускала свою дорогую барышню.

— Нечего, говорила она ей сурово, — ручки портить, да личико у огня жарить. Нешто я не умю. Поди, поди отсюда, не твое здсь мсто, знай свое: рукодльничай, куръ корми, цвты поливай, матери книжку почитай.

И Маша смясь улетала къ матери и цлый-то день лились за дломъ ея веселыя рчи, пока руки ея не зная отдыха быстро вращались. То она вязала, то шила, то поливала, полола, птицъ кормила, а посл обда и предъ обдомъ читала съ матерью книжки, которыми ссужалъ ихъ батюшка приходскій священникъ и духовникъ. Знакомыхъ у нихъ было мало, да Маша взросшая въ уединеніи не любила ходить въ гости. Такъ жили они счастливо и спокойно, когда неожиданно ворвались въ ихъ тихій домъ и шумъ, и голосистыя рчи, и всякія зати. Вотъ какъ это случилось.

Однажды пропала у Маши любимая ея кахетинская большая курица. Взыскалась Маша своего рыжичка — такъ звала она ее, ибо курица эта перомъ была изъ красна-золотая. Напрасно Маша звала ее и даже выбгала на улицу, немощеную и пыльную, нигд не было видно бглянки. Посл долгихъ и безуспшныхъ поисковъ Маша сла на лавку въ своемъ палисадник и пригорюнилась. Жаль ей было своей любимицы. Изъ-за забора показалось лицо Мити Долинскаго. Онъ глядлъ на грустную Машу, а она его не видала; Митя ршился, покраснлъ до ушей и кашлянулъ она оглянулась. Митя вислъ на забор.

— Вамъ чего? спросила Маша.