Книга, обманувшая мир

Итак, на склоне своей жизни, в 75-летнем возрасте, в горячечной обстановке «перестройки», Залыгин заново перечитывает «Архипелаг». Каков же итог этого «нового прочтения»? Увы и увы, писатель-рационалист внезапно впал в некое мистическое «прозрение»: он совершенно сломлен, «перепахан» этой книгой — он ее полностью принимает и одобряет, возводя автора в ранг «пророка». Еще недавно слывший «диалектиком» в осмыслении советской истории, писатель стал воспринимать ее в сугубо примитивном негативном ключе. Хотя сам Залыгин не оставил сколь-либо развернутых свидетельств и суждений о моменте своего мировоззренческого перелома и так и не написал обещанного В. А. Медведеву послесловия к публикации «Архипелага» в «Новом мире» (об этом чуть ниже), все его шаги показывают, что, начиная с 1989 г., он из «беспартийного» превратился в убежденного сторонника конкретной «партии» — стал безусловным и последовательным апологетом Солженицына, не только его антикоммунистических, но и антисоциалистических идей. Об этом ярче всего говорит написанная им программная статья для № 1 «Нового мира» на 1990 г. под названием «Год Солженицына», давшая старт шумной кампании в литературной прессе, а также последующие публицистические статьи писателя, где он то и дел© ссылался и на «Архипелаг», и на всю «антилениниану» Солженицына. Стоит привести лишь цитаты из его статьи «Моя демократия», опубликованной в «Новом мире» в 1996 г. и проникнутой плоским морализмом и наивными упрощениями: здесь он заявлял о Солженицыне как о «человеке, который сыграл в нашем демократическом сознании (!) роль не меньшую, чем Толстой» (!), и, сравнивая Россию с Германией, резюмировал: «Дело обстоит просто и ясно: в ФРГ отреклись от своего прошлого — там фашистов судили и, несмотря на их возраст, до сих пор отлавливают, а у нас и сегодня на демонстрациях носят портреты Сталина, на совести которого, как считают исследователи, гибель 30 миллионов ни в чем не повинных людей (за Лениным числится 13 миллионов — так он и правил в шесть раз меньший срок, чем Сталин)» ^{150}. Все это — явные перепевы Солженицына. Комментировать последний перл статистической фантазии Залыгина, видимо, нет нужды: и так ясно, сколь далеко ушел писатель от своей былой защиты Ленина и «нэпа». (Самый печальный факт духовной катастрофы, постигшей писателя на склоне лет, состоит в том, что он отказался в новое время переиздавать все свои романы, написанные за советский период. Весьма показательно и то, что он, как и А. Н. Яковлев, и А. И. Солженицын, в 1990-е гг. был избран академиком РАН…)

Перипетии борьбы Залыгина за публикацию «Архипелага» в целом достаточно известны: они воплощались сначала в его упорных «походах» на Старую площадь, в ЦК КПСС (причем, попеременно в кабинеты М. С. Горбачева и В. А. Медведева), а потом вылились в ультиматум «хлопнуть дверью» — уйти в отставку с поста главного редактора, если не будет напечатан «Архипелаг».

Вспоминает В. А. Медведев:

«В конце апреля 1988 г. по просьбе Залыгина состоялась наша новая встреча. Сергей Павлович вернулся к вопросу о публикации произведений Солженицына, в частности “Архипелага ГУЛАГ”, ссылаясь на сильнейшее давление на него со стороны широкой общественности как в стране, так и за рубежом.

“Сергей Павлович, — сказал я, — в принципе у нас нет и не будет разночтений, если начать с публикации произведений, написанных для нашей печати. Насколько я знаю, в свое время была уже достигнута договоренность о публикации в "Новом мире" "Ракового корпуса" и "В круге первом". Журнал поступил бы логично, осуществив в первую очередь публикацию этих произведений. Мы, собственно, уже двинулись по этому пути, переведя опубликованные произведения Солженицына из спецхрана на свободный доступ. Ведь это вопрос не столько литературный, сколько политический, и надо учитывать настроения в обществе в целом, а не только в одной его части.”

“Но такова воля автора, — ответил Залыгин. — Он согласен на возобновление своих публикаций в Союзе, если они будут начаты с "Архипелага".”

“Ну а почему Вы должны подчиниться его условиям? Надо постараться убедить автора в иной последовательности, в иной логике решения этого вопроса.”

Собеседник вроде бы и понимал это, но вместе с тем сетовал на то, что убедить Солженицына очень трудно, и я понял, что он уже связан договоренностями. Вообще, Залыгин мог бы и не обсуждая этого вопроса в ЦК публиковать то, что хочет, и никто не смог бы воспрепятствовать этому. Но порядочность писателя, наши предыдущие обсуждения, понимание политической значимости этого шага, видимо, не позволяли ему так поступить.