Балагурцевский вековой, глухой сосновый бор, тянувшийся на десятки верст, хранил в себе много неразгаданных тайн. Анна Никифоровна говорила, что где-то возле омута у речки Вязьмы живет лесной морок. Люди не только слышали его странный крик, но и видели, как по утрам или на закате страшный омут вспучивался, а в застоявшейся воде, разгоняя ряску и пуская от себя тяжелые волны, ворочался кто-то огромный и черный. В эти истории она верила как в реальность, и вера ее передавалась и внукам. После ее рассказов они представляли себе лешего как живое существо вроде бурого медведя – редкое и необычное, но такое же взаправдашнее, как самовар или пень.
По другой ветви род наш восходит к крестьянам деревни Рязанка Румянцевской волости Суздальского уезда. Прадед моего прадеда Прохор Полежаев служил у тамошнего помещика бурмистром и нажил большое состояние. После его смерти его сын Иван Полежаев, получивший в наследство крупный надел земли и леса, владеть им не сумел, пристрастился к вину, сделался запойным и, спустив все наследство, ушел в босяки на Волгу. Жена его Марья – тихая, кроткая женщина – с горя заболела и умерла, оставив шестерых детей сиротами.
Судьбой осиротевших ребят распорядились ее двоюродные сестры, тетки Дуня и Саша, обе – старые девы. Старшую из девочек, по имени Маша, определили в Берендеевский женский монастырь, среднюю – Веру – отдали в няньки, младшая вскоре умерла. Через некоторое время тетки вместе с Верой и тремя ее братьями перебрались в Тейково – тут они занялись крестьянским хозяйством, приторговывая на площади бумажным лоскутом, а также состояли просвирнями при церкви.
Когда дети выросли, нежданно-негаданно с Волги воротился пропащий Иван Полежаев собственной персоной. Он разыскал детей в Тейкове, продолжал пьянствовать, скитался по людям, а под конец жизни стал жить в доме старшего сына Василия – занимался извозом: доставлял грузы от железнодорожной станции в лавки тейковских торговцев, зимой возил торф с болота на фабрику.
В рукописных мемуарах мой прадед пишет о нем так: «Я не помню деда трезвым, – он всегда находился в состоянии опьянения. Он мне казался очень добрым, как-то по-особому ласковым, шутил с внуками и мою кузину Машу – в минуты наивысшего вдохновения – величал графиней Полежаевой».
Ветви Захаровых и Полежаевых сходятся через дочь Ивана Прохоровича – Веру (ту самую, которая сначала была в няньках, а потом всю жизнь проработала ткачихой на фабрике Каретниковых) – и Ивана Захарова, сына Анны Никифоровны и Василия Гавриловича.
Иван Васильевич Захаров известен тем, что он первым из простого люда вырастил в Тейкове помидоры – летом 1919 года. Все окрестное население приходило к нему на огород полюбоваться диковиной. Он первым на улице в 1922 году смонтировал детекторный радиоприемник, и опять все соседи приходили к нему в дом слушать через наушники звуки станции Коминтерна.
У Ивана Васильевича были золотые руки. Он уже с детства проявлял тягу к знаниям и способность учиться. Начальную школу, открытую при фабрике, окончил с отличием, получив похвальный лист, который потом висел у него в доме в черной багетовой рамке как дорогая память. По окончании четвертого класса его оставили при школе помощником учителя, однако эта карьера у него не задалась. В один из зимних вечеров, катаясь на санках с Ленивой горы, он сбил с ног сына своего начальника, расшиб ему нос и – по этой ли или по иной причине – после этого эпизода больше в школу не пошел, а поступил на фабрику Каретниковых учеником слесаря.
Свою профессию он полюбил и освоил в совершенстве. Когда в начале девятисотых годов в цеху поставили первую динамо-машину, его как наиболее грамотного сотрудника назначили машинистом по освещению. Судя по должности и окладу, Иван Васильевич мог принадлежать к официально служащим и законно входить в ряды фабричной мастеровой элиты, но он так и оставался простым рабочим. В семнадцатом году он первым на улице вывесил на коньке своего дома красный флаг, хотя в партии не состоял и вообще политикой интересовался мало, предпочитая рыбалку (летом ходил удить на Сахтышское и Рубское озера, а зимой плел ковши из прутьев ивняка и ставил их на запрудах по речке Вязьме в районе Рунцевской дачи).
Для своего времени Иван Захаров был человек разносторонне развитый, быстрого ума, все понимавший и схватывавший на лету, с одного намека. Он соединял душевную сокровенность с внутренней сложностью характера, но был робок и как-то по-особенному «труслив» – не мог зарубить курицы.
От старшего сына Алексея Иван Васильевич требовал, чтобы тот хорошо учился, решал трудные арифметические задачи, много читал, при этом он никогда ему не подсказывал и добивался того, чтобы сын сам до всего дошел, догадался, сообразил. Когда тот по юности затосковал, запереживал в духе любимых им стихов Сергея Есенина, отец ему сказал: «Полно, Леня, все в жизни проходит и не стоит слез».