Читаем Книга третья: Горы и оружие полностью

Мак-Грегор не ответил, только тяжело дышал, и Таха пристально взглянул на него:

– Устали, дядя Айвр?

– Нет.

– У вас усталый вид.

– Не беда.

– Возраст ваш для скалолазанья не подходит, – озабоченно сказал Таха.

Полезли дальше; Мак-Грегор заметил, что Таха намеренно замедляет темп, избегая крутизны и скользких осыпей. Когда уже совсем немного осталось до моста, серой полоской связавшего рваные края ущелья, Мак-Грегор присел на мягкую моховую кочку. Таха сказал, кивнув на всадников внизу:

– Ошибка наша – безоружными идти в горы.

– Я исходил их вдоль и поперек за тридцать лет, – сказал Мак-Грегор, – и ни разу не брал с собой оружия.

– Но в такой переплет вы ведь еще не попадали. Обкладывают нас, как зверя…

Прежде чем карабкаться дальше, Мак-Грегор снял с себя рубашку, опоясался ею, и ему стало легче, точно кожа, само тело задышало теперь в подмогу задыхающимся легким.

Таха полез к мосту на разведку, и Мак-Грегор глядел, как он взбирается по-паучьи на склон. На Тахе была все та же, что в Париже, тонкая, негреющая одежда, но карабкался он весело, как школьник на каникулах, и Мак-Грегор закрыл на минуту глаза. Куда ушла его легконогая и легкодумная молодость? Какие горки ее укатали? На каких восточных улицах, в каких стеклянных кабинетах и глиняных лачугах растратила она себя? На каких нагих бескрайних косогорах, облитых лимонным и вечным закатом?

– На этой стороне – никого! – приглушенно крикнул Таха от моста.

Мак-Грегор полез вверх. Когда он докарабкался наконец до скалы, к которой были прикреплены ржавые тросы моста, Таха указал на скорлупу от орехов кешью и на кучку кала рядом:

– Курд в родных горах.

– След вчерашний или позавчерашний. Давай-ка, не теряя времени, перейдем мост, – сказал Мак-Грегор и с сомнением поглядел на два провисших ржавых троса, соединенных проволокой, поверх которой были настланы полусгнившие доски. Внизу бездонно зияла тысячефутовая пропасть, как длинная, голодная ощеренная пасть. Но делать нечего – надо идти.

Переползти по щербатому, качающемуся настилу оказалось несложно. К тому времени как Мак-Грегор, цепляясь руками, преодолел мост, Таха уже вынул лепешки, утром свежие и мягкие, а теперь зачерствевшие от горной сухости. Жуя жесткий творог и слипшийся холодный рис, они вдруг услышали чей-то смех над головой у себя, в развалинах турецкой сторожевой башни.

– Золото или жизнь! – раскатились над ними курдские слова.

Они вскочили.

– Ага, испугались! – раздался радостный гогот. «Знакомое что-то», – мелькнуло у Мак-Грегора.

– Выходи, Ахмед! – крикнул Таха.

В развалинах вверху показался курд – в домотканой куртке и пузырящихся дерюжных шароварах – и навел на них винтовку. Мак-Грегор узнал Ахмеда Бесшабашного, так поразившего тогда Кэти своим безудержным курдским озорством.

– Спускайся сюда! – приказал Таха. – Живей!

– Напугал вас, напугал, – весело твердил Ахмед. Подняв винтовку над головой, он чуть не кувырком сбежал со скального откоса.

– А где твоя ханум? – спросил он Мак-Грегора, водя мальчишескими шалыми глазами. – Мешок где, полный золота? – И, заржав, протянул руку к лепешкам.

– И ханум далеко, и мешок, – ответил Мак-Грегор, обрадованный новой встречей с Бесшабашным. – Как поживаешь, Ахмед? Как поживаешь, старый приятель?

– А я там прошлогодний мед ищу, – сообщил Ахмед, жадно кусая лепешку. (Дикие горные пчелы иногда гнездятся в каменных развалинах, и покинутые соты затем долго сохраняет в невредимости высокогорный холод.) – Мед выковыриваю!

– Про мед после, – сказал Таха. – Ты скажи-ка нам, где Затко. И кази где и остальные?

– Твой отец на той стороне, за Мелади, – ответил Ахмед. – В гостях у гератского рода. Мы все там сейчас.

– Здоров ли он? – спросил Мак-Грегор.

– Да все багровеет от злости, что ноги опухли. Вот такие стали. – Ахмед широко обвел рукой вокруг своих рваных башмаков.

– А давно ты его видел?

– Четыре полночи тому.

– А кази с ним? – спросил Мак-Грегор.

– Да. Кази Мохамед сильно хворает. Потому мы и укрылись у гератцев – ильхан по всем горам тут понатыкал стрелков с новыми американскими винтовками. Ух, и винтовочки же!..

– И Затко это терпит? – спросил Таха.

– Не терпи попробуй, когда всюду в небе вертолеты, как мясные мухи. Я от них весь день прячусь, Затко жду, а Затко нет. Что-то с ним, верно, случилось.

– Он когда здесь обещал быть? – спросил Таха.

– Вчера. Сегодня. Может, они у себя там в карты режутся. – Ахмед фыркнул по-ребячьи и снова нахмурился. – Там вчера пальба была, вертолеты, а я тут сижу. Дурак я, верно?

Мак-Грегор не ответил.

– Идем, – сказал он Тахе, вставая.

Таха уже увязывал свои узелки. Он дал Ахмеду лепешек, творога.

– Жди тут, пока не вернемся, – сказал Таха. – А стрелять по тебе будут, прячься. Конь твой где?

– Голодный вверху там привязан, старое дерьмо нюхает. Я его только ночью пускаю, шумно слишком пасется – зубы стерты все…

Не дослушав нареканий Ахмеда на беззубого коня, они стали поспешно спускаться с кряжа, не обращая теперь внимания на то, преследуют их или нет. Час спустя между двух узких долин стала видна ближняя гератская деревня, и Мак-Грегор повернул было к ней.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Оптимистка (ЛП)
Оптимистка (ЛП)

Секреты. Они есть у каждого. Большие и маленькие. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит. Жизнь Кейт Седжвик никак нельзя назвать обычной. Она пережила тяжелые испытания и трагедию, но не смотря на это сохранила веселость и жизнерадостность. (Вот почему лучший друг Гас называет ее Оптимисткой). Кейт - волевая, забавная, умная и музыкально одаренная девушка. Она никогда не верила в любовь. Поэтому, когда Кейт покидает Сан Диего для учебы в колледже, в маленьком городке Грант в Миннесоте, меньше всего она ожидает влюбиться в Келлера Бэнкса. Их тянет друг к другу. Но у обоих есть причины сопротивляться этому. У обоих есть секреты. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит.

Ким Холден , КНИГОЗАВИСИМЫЕ Группа , Холден Ким

Современные любовные романы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Романы