Мак-Грегор не ответил, только тяжело дышал, и Таха пристально взглянул на него:
– Устали, дядя Айвр?
– Нет.
– У вас усталый вид.
– Не беда.
– Возраст ваш для скалолазанья не подходит, – озабоченно сказал Таха.
Полезли дальше; Мак-Грегор заметил, что Таха намеренно замедляет темп, избегая крутизны и скользких осыпей. Когда уже совсем немного осталось до моста, серой полоской связавшего рваные края ущелья, Мак-Грегор присел на мягкую моховую кочку. Таха сказал, кивнув на всадников внизу:
– Ошибка наша – безоружными идти в горы.
– Я исходил их вдоль и поперек за тридцать лет, – сказал Мак-Грегор, – и ни разу не брал с собой оружия.
– Но в такой переплет вы ведь еще не попадали. Обкладывают нас, как зверя…
Прежде чем карабкаться дальше, Мак-Грегор снял с себя рубашку, опоясался ею, и ему стало легче, точно кожа, само тело задышало теперь в подмогу задыхающимся легким.
Таха полез к мосту на разведку, и Мак-Грегор глядел, как он взбирается по-паучьи на склон. На Тахе была все та же, что в Париже, тонкая, негреющая одежда, но карабкался он весело, как школьник на каникулах, и Мак-Грегор закрыл на минуту глаза. Куда ушла его легконогая и легкодумная молодость? Какие горки ее укатали? На каких восточных улицах, в каких стеклянных кабинетах и глиняных лачугах растратила она себя? На каких нагих бескрайних косогорах, облитых лимонным и вечным закатом?
– На этой стороне – никого! – приглушенно крикнул Таха от моста.
Мак-Грегор полез вверх. Когда он докарабкался наконец до скалы, к которой были прикреплены ржавые тросы моста, Таха указал на скорлупу от орехов кешью и на кучку кала рядом:
– Курд в родных горах.
– След вчерашний или позавчерашний. Давай-ка, не теряя времени, перейдем мост, – сказал Мак-Грегор и с сомнением поглядел на два провисших ржавых троса, соединенных проволокой, поверх которой были настланы полусгнившие доски. Внизу бездонно зияла тысячефутовая пропасть, как длинная, голодная ощеренная пасть. Но делать нечего – надо идти.
Переползти по щербатому, качающемуся настилу оказалось несложно. К тому времени как Мак-Грегор, цепляясь руками, преодолел мост, Таха уже вынул лепешки, утром свежие и мягкие, а теперь зачерствевшие от горной сухости. Жуя жесткий творог и слипшийся холодный рис, они вдруг услышали чей-то смех над головой у себя, в развалинах турецкой сторожевой башни.
– Золото или жизнь! – раскатились над ними курдские слова.
Они вскочили.
– Ага, испугались! – раздался радостный гогот. «Знакомое что-то», – мелькнуло у Мак-Грегора.
– Выходи, Ахмед! – крикнул Таха.
В развалинах вверху показался курд – в домотканой куртке и пузырящихся дерюжных шароварах – и навел на них винтовку. Мак-Грегор узнал Ахмеда Бесшабашного, так поразившего тогда Кэти своим безудержным курдским озорством.
– Спускайся сюда! – приказал Таха. – Живей!
– Напугал вас, напугал, – весело твердил Ахмед. Подняв винтовку над головой, он чуть не кувырком сбежал со скального откоса.
– А где твоя ханум? – спросил он Мак-Грегора, водя мальчишескими шалыми глазами. – Мешок где, полный золота? – И, заржав, протянул руку к лепешкам.
– И ханум далеко, и мешок, – ответил Мак-Грегор, обрадованный новой встречей с Бесшабашным. – Как поживаешь, Ахмед? Как поживаешь, старый приятель?
– А я там прошлогодний мед ищу, – сообщил Ахмед, жадно кусая лепешку. (Дикие горные пчелы иногда гнездятся в каменных развалинах, и покинутые соты затем долго сохраняет в невредимости высокогорный холод.) – Мед выковыриваю!
– Про мед после, – сказал Таха. – Ты скажи-ка нам, где Затко. И кази где и остальные?
– Твой отец на той стороне, за Мелади, – ответил Ахмед. – В гостях у гератского рода. Мы все там сейчас.
– Здоров ли он? – спросил Мак-Грегор.
– Да все багровеет от злости, что ноги опухли. Вот такие стали. – Ахмед широко обвел рукой вокруг своих рваных башмаков.
– А давно ты его видел?
– Четыре полночи тому.
– А кази с ним? – спросил Мак-Грегор.
– Да. Кази Мохамед сильно хворает. Потому мы и укрылись у гератцев – ильхан по всем горам тут понатыкал стрелков с новыми американскими винтовками. Ух, и винтовочки же!..
– И Затко это терпит? – спросил Таха.
– Не терпи попробуй, когда всюду в небе вертолеты, как мясные мухи. Я от них весь день прячусь, Затко жду, а Затко нет. Что-то с ним, верно, случилось.
– Он когда здесь обещал быть? – спросил Таха.
– Вчера. Сегодня. Может, они у себя там в карты режутся. – Ахмед фыркнул по-ребячьи и снова нахмурился. – Там вчера пальба была, вертолеты, а я тут сижу. Дурак я, верно?
Мак-Грегор не ответил.
– Идем, – сказал он Тахе, вставая.
Таха уже увязывал свои узелки. Он дал Ахмеду лепешек, творога.
– Жди тут, пока не вернемся, – сказал Таха. – А стрелять по тебе будут, прячься. Конь твой где?
– Голодный вверху там привязан, старое дерьмо нюхает. Я его только ночью пускаю, шумно слишком пасется – зубы стерты все…
Не дослушав нареканий Ахмеда на беззубого коня, они стали поспешно спускаться с кряжа, не обращая теперь внимания на то, преследуют их или нет. Час спустя между двух узких долин стала видна ближняя гератская деревня, и Мак-Грегор повернул было к ней.