– Мы были при этом, – ответил Мак-Грегор и спросил, чей туда прилетал самолет: иранский, турецкий, американский? Или же это постаралась одна из иностранных разведок, хозяйничающих в горах?
– Пока не знаю. Я видел, как с гор везли раненых на грузовиках в больницу. Вот и все, что мне известно.
– Жестокое, мерзкое дело, – проговорила Кэти.
– В данной ситуации, – заметил Размара, кивком веля чайханщику нести завтрак на стол к Мак-Грегорам, – когда курды замышляют мятеж, их не может удивлять такая кара. Вы позволите присоединиться к вам?
– Пожалуйста.
В комнату вернулся сытенький дехдар (управитель округа), прибывший вместе с Размарой и затем исчезнувший куда-то; он застегивал на ходу брюки. При виде Кэти он до ужаса смешался, его черные усики, казалось, встали дыбом. Полковник бросил ему что-то резкое, но чайханщик замял неловкость – расстелил сырую, когда-то белую скатерть, разложил ножи, алюминиевые вилки, принес чайники и блюдо засиженных мухами сладостей.
– Мадам, – заговорил дехдар с Кэти. – На вас, кажется мегрикская куртка?
– Да.
– Это, должно быть, из курток Дубаса. Он такие носит. А где он сам теперь?
– В своих владениях, наверно, – сказала Кэти.
– Когда-нибудь, – промолвил Размара, макая кусок лепешки в горячий сладкий чай. – Затко убьет этого богатого молодчика, и это будет недурной развязкой.
– Развязкой чего?
Полковник указал в окошко, на горы:
– Немного разрядит там атмосферу безрассудного насилия.
Он велел принести фисташек и, когда их подали в большой пиале, пододвинул ее Кэти и спросил:
– Вы согласны со мной, мадам Кэти?
– Согласна. Именно безрассудного, – ответила Кэти.
Размара почти улыбнулся.
– А вы не согласны? – обратился он к Мак-Грегору.
– Не всегда ведь курды занимаются междоусобной дракой.
– Возможно. Но они слишком привержены насилию и недостойны вашего сочувствия…
Пальцы Кэти сжали руку Мак-Грегора. В чайхану вошли Затко и Таха, но Мак-Грегор тут же увидел, что оружия при них нет и, значит, скорее им самим грозит опасность, чем Размаре. Голова Затко оценена, он всегда лакомая добыча для армии, полиции и для кого угодно, хотя временами все делают вид, что забыли об этом.
– А все же поймал тебя здесь, – кивнул Затко Размаре как старому знакомому.
Размара поднял руку, загораживаясь в притворном испуге.
– Не волнуйся, – сказал Затко. – Мы к тебе с миром.
Размара направил зоркий взгляд на Таху, одетого не в курдскую одежду, а в зеленую солдатскую – международную форму городских и сельских партизан.
– Что он у тебя – в тупамаросы записался? – спросил по-курдски Размара.
Засмеявшись, Затко поцеловал у Кэти руку. Таха поздоровался с «тетей Кэтрин» приветливо, но не за руку. В прежние свои тегеранские времена это был умный, смелый парнишка с твердым взглядом блестящих глаз, проявлявший чуткое, хоть и холодноватое, внимание к людям. И как было Сеси, подростку-дочери Мак-Грегоров, устоять перед этим природным обаянием горца! Но теперь Таха повзрослел, посуровел, наглухо замкнулся.
– Вручаю вам вот это, – обратился Таха к Размаре, – хоть и поступаю так вопреки здравому смыслу. – Он подал сложенный вчетверо лист желтоватой бумаги.
– Что это?
– Клочок бумаги, – ответил Таха, – заполненный протестами против заключения в тюрьму курдских студентов. Требующий их освобождения. Возражающий, обличающий, настаивающий и так далее и тому подобное.
– А кому адресовано?
– Самому шаху.
– Я передам лично, – сказал Размара, пряча бумагу в карман мундира.
– Знаю точно, как передадите и на что употребите, – сказал Таха.
– Так. Что-нибудь еще?
– Больше ничего. Эта бумага – идея моего отца. Сам же я намеревался увезти вас в наши горы и держать там, пока не выпустят студентов. А если не выпустят – срубить вам голову.
– Это было бы неумно, – сказал Размара.
– Мы прибегнем к этому средству, возможно, через месяц. Или через полгода. Упадем как снег на голову.
– Падайте, милости просим, – сказал Размара. Затем повернулся к Затко, слушавшему с тем острым удовольствием, какое курдам доставляют подобные сшибки. – Зачем ты застрелил двух турецких солдат? Какой в этом был смысл, Затко? Или это он их убил? – презрительно кивнул Размара на Таху, который, отойдя к двери, подсел к четверым «шоферам».
– Да ты о чем? – будто не понял Затко.
– Я по радио услышал полчаса назад в машине. Что тебя толкнуло на такую глупость? Ты ведь знал, что последуют ответные меры.
– Какие? – спросил Мак-Грегор.
– Сегодня утром турки повесили четырех курдов в ближайшей к происшествию деревне. Один был почтенный учитель, другой – отец восьмерых детей. Кто были остальные – не знаю.
Мак-Грегор словно издалека услышал гневный голос Затко:
– О аллах… неужели совсем не осталось на земле правды? – Затко по-курдски бешено заскрежетал зубами. – Но я знаю и клянусь, что наши курды умерли героями! – воскликнул он. В глазах у него стояли слезы.
– Не сомневаюсь, – сухо сказал Размара. – Но впредь прошу не совершать подобных глупостей. Мы не потерпим этого ни на нашей, ни на той стороне границы.