– Не потерпите? – вскинулся Затко. – Два миллиона курдов живут в Турции хуже собак. Ежегодно их расстреливают и вешают…
– Не следует убивать турецких солдат на турецкой границе, – невозмутимо повторил Размара. – Это себя не оправдывает.
Отставив тарелку, он встал.
– Ты куда же? – спросил Затко.
Все это время Таха и Размара следили друг за другом понимающими и враждебными взглядами.
– Уезжаю, – сказал Размара. – И тебе советую. Пребывание здесь становится опасным.
– Но я не поел еще, – сказал Затко.
Размара высыпал в карман оставшиеся фисташки.
– Уезжай отсюда, Затко, – сказал он. – И прихвати своего сына-тупамароса. Я не хочу, чтобы с вами приключилась беда в моем округе.
– Какая такая беда? – удивился Затко. – Прошу тебя, садись.
– Дехдар пошел к моей машине сказать шоферу, чтобы радировал о тебе жандармам на старую заставу.
– Никуда дехдар не пошел, – заверил Затко. – Дехдар сидит во дворе на скамейке, и по бокам у дехдара двое моих караульных сидят. Так что прошу тебя, не торопись.
Размара постоял, подумал, усмехнулся безбоязненной усмешкой.
– Вот что, – сказал Размара. – Ты отпусти его, и мы с ним продолжим обычный объезд и забудем о встрече.
– Согласен, – любезно сказал Затко, и Размара, поклонившись Мак-Грегорам, вышел, грызя фисташки. Мак-Грегор тоже хотел встать, но Затко положил ему руку на плечо. – Эти убитые курды – наша трагедия, наша печаль, не твоя, – сказал он. – Вина тут на мне.
– На ком бы ни лежала вина, – сказал Мак-Грегор, – но кровь пролита.
Затко вышел вслед за Размарой.
– Уйдем отсюда, ради бога, – сказала Кэти. – Я не могу больше.
– Пойдем. Нас ничто здесь не держит, – сказал Мак-Грегор.
Но Кэтрин указала на связанных кур.
– А с ними как же быть? – спросила она.
Он поглядел на этих горестных заморышей.
– Пустить их, пожалуй, на волю,- сказал он.
– Не сумасбродствуй, – сказала Кэти. – Их тут же кто-нибудь поймает.
– Что ж поделать? – сказал он. – Все-таки мы их выпустим.
Вынув из кармана нож, он перерезал путы. Вынес кур на улицу, подбросил в воздух. Они тяжело приземлились и побрели пошатываясь, точно прилипая лапами к грязи. Но тут их увидела облезлая собака, залаяла, погналась, и тощие, жилистые птицы с кудахтаньем и криком кинулись под гору.
Затко и Размара стояли на пороге, а вокруг – еще с десяток курдов и персов, и все они со смехом глядели на это зрелище; и Мак-Грегор ощутил, как по коже дернуло ознобом, как сжалось сердце от давней боли, к которой он, кажется, один тут еще не притерпелся.
Затко вернулся в свое тысячегорье, а Таха остался с Мак-Грегорами, чтобы на стареньком «пежо» доставить их в Мехабад, где ждал ливанец Аббекр. Но, проводив отца, Таха сказал, что прежде им надо заехать в горную деревушку в тридцати километрах отсюда.
– Зачем?
– Это вам будет полезно, дядя Айвр.
– У меня нет времени.
– Времени уйдет на это мало, – спокойно сказал Таха. – Там увидите кой-кого из моих парней, – пояснил он. – Они не верят в объединенный фронт с феодалами вроде ильхана, или с дельцами вроде Аббекра, или с честными судьями вроде кази.
– Или с твоим отцом? – кольнул Мак-Грегор.
– Что ж нам отец? – ответил Таха. – У отца свои идеи, у нас свои. Я сюда ехал с ним, по сути, только для того, чтобы встретиться с вами.
– Вот как…
– Я насчет тех денег, дядя Айвр, – прибавил Таха по-английски.
– Каких денег?
– Мы же не дети, – сказал Таха, ведя Мак-Грегоров на взгорок, к машине. – Любому тут уже известно про те наши деньги и про оружие. И что вы едете на розыски в Европу.
– Тебя это совершенно не касается, – сказал Мак-Грегор. – Так что нечего и заговаривать.
Они стояли у машины, дожидаясь Кэти, отлучившейся по делу, столь неприятному ей среди нагорной чистоты. Вернувшись и прислушавшись, Кэти сказала, что здесь не место возобновлять старые политические препирательства.
– Но как же так, тетя Кэтрин, – не унимался Таха. – Эти деньги должны пойти на революцию, а не ильхану достаться.
– Они вовсе не достанутся ильхану, – возмущенно возразил Мак-Грегор.
– Кончится тем, что достанутся, – стоял на своем Таха. – Так или иначе, а старик в конце концов заполучит деньги и оружие, и ни кази, ни мой отец не смогут этому помешать.
И снова у них пошел спор о том, за что бороться прежде – за освобождение курдов или же за социальную революцию, – покуда Кэти не вмешалась, потеряв терпение.
– Здесь вы этот спор не разрешите, – сказала она. – И в любом случае Таха прав, – повернулась она к мужу. – Найдешь ты или не найдешь эти деньги в Европе, все равно настоящей пользы не будет.
– Это почему же?
– Потому что повторится вечная история. Если удастся когда-нибудь достичь чего-то, то не благодаря помощи от тебя – иностранца. И не благодаря коварным старикам, плетущим у себя там в горах интриги. Если кто и добьется успеха, то, вероятнее всего, Таха – и без твоей помощи.
– Таха хочет революции, а ведь они еще и в нацию не оформились, – напомнил Мак-Грегор. – Разве это резонно?
– Речь не о том, – возразила Кэти, садясь в машину.