Книга третья: Горы и оружие

– Во двор уходите! – крикнул Мак-Грегору кто-то. Мак-Грегор узнал Джагиза, дервишского нежнолицего паренька, приходившего с Тахой.

– Что у вас такое? – строго спросил Мак-Грегор. – Что ты здесь делаешь, Джагиз?

– Мы сами справимся, – ответил Джагиз. – Вы, доктор, пожалуйста, уйдите во двор.

Двое курдов, стоящих рядом с Джагизом, тоже приходили вчера с Тахой. А на другом тротуаре враждебно противостояли им пятеро чужаков – тоже курды, судя по лицам, глазам, волосам и по европейской потрепанной одежде, и только на одном был хорошо скроенный дакроновый костюм.

– Завтра мы тебя четвертуем! – крикнул один из чужаков Мак-Грегору и указательным пальцем черкнул себя от лба до паха и обратно:-Ч-чах! Ч-чах!

В это время к Мак-Грегору сзади, со двора, подошел Эссекс.

– Что тут происходит?

Не отвечая ему, Мак-Грегор спросил Джагиза:

– Кто они такие?

– Вот эти самые покушались вчера Таху убить, – сказал Джагиз.

Опять поднялась брань и крики с привычным упоминанием Америки, России, бесчестья, трусов, собак, ослов. Но тут послышалась прерывистая сирена полицейской машины, и курды бросились улочкой прочь. Один на бегу обернулся, швырнул во двор оставшуюся у него бутылку и крикнул:

– Через эту стену нам плевое дело перелезть!

Когда из полицейского фургона выскочили сержант с жандармом, курдов и след простыл – только Джагиз остался у ворот, невозмутимо разговаривая с Мак-Грегором.

Мак-Грегор торопливо стал объяснять, что здесь произошла ссора между какими-то студентами. Вмешался начальственно Эссекс, сказал сержанту, указывая на Мак-Грегора:

– За этого человека ручаюсь вам.

Сержант выругался по адресу присутствующих и отсутствующих, сел в машину. Когда синий фургон скрылся, Джагиз приложил руку к сердцу, прощаясь, и тоже ушел.

– Прелестно, – сказал Эссекс, от души потешаясь. – Теперь курды из-за вас швыряют друг в друга бутылками на улицах Парижа. Изумительно…

Развеселившийся Эссекс за ленчем предался воспоминаниям о днях, проведенных вместе в Москве и Тегеране. Что бы делала сейчас Кэти, как бы сложилась ее жизнь, спрашивал Эссекс, если бы он не привез с собой тогда Мак-Грегора в Москву?

– Я умерла бы со скуки.

– Но неужели вам нравятся эти лихие стычки у ограды вашего дома?

– Что ж… Они забавны, – отвечала Кэти.

Мак-Грегор ожидал, что Кэти остановит несносные подтруниванья Эссекса. Но они словно не задевали ее, она как ни в чем не бывало отшучивалась, рассказывала подробности своей с Мак-Грегором жизни. Наконец сам Эссекс, устав, переменил тему.

– Когда в последний раз я посетил здесь тетю Джосс, – сказал он, – ваш дядя Пьер, муж ее, был еще жив. Он, бывало, изжует окурок и положит на тарелку…

– Фу, гадость, – сказала Кэти. – И слышать не хочу.

– А эта femme de menage (служанка (франц.)), крестьянка эта…

– Вы имеете в виду мадам Марэн, – твердо поправила Кэти.

– Да-да… Меня всегда поражает, насколько изобилует еще Париж старухами вроде мадам Марэн, так словно и ждущими, чтобы опять повезли аристократов на гильотину.

Непричастный к этим семейным чарующим воспоминаниям, Мак-Грегор с облегчением услышал, как хлопнула парадная дверь и Эндрю объявил в холле – к сведению домашних призраков:

– Я вернулся.

– Ну, слава богу, – вырвалось у Кэти.

Эндрю остановился в дверях столовой, грязный с дороги, взъерошенный, но по-прежнему спокойно-методичный.

– Сейчас умоюсь и приду к десерту, – сказал он.

Когда, умывшись и переодевшись, Эндрю сел за стол.

Эссекс сказал, что находит в нем отличное смешение отцовских и материнских черт, с легким преобладанием последних, поздравил родителей с таким сыном и осведомился у Эндрю, на скольких языках он говорит.

– На трех, – ответил Эндрю коротко, словно речь шла о самой обычной вещи.

– На английском, значит, французском и персидском-сказал Эссекс.

– Да.

– Я слышал, вы очень способный молодой человек.

Эндрю упрекнул мать взглядом. Кэти сказала:

– Я ни слова о тебе не говорила.

– Вы, несомненно, преуспели бы на дипломатической службе, – сказал Эссекс. – Почему бы вам не пойти по этой части?

– Нет, благодарю вас, – вежливо отказался Эндрю.

– Но почему же? – настаивал Эссекс. – Стоит лишь пожелать, и я мигом это устрою.

Кэти, будто не слыша, разливала кофе.

– Мак-Грегор! – воззвал Эссекс к главе семьи.

– Он волен поступить, как хочет, – сказал Мак-Грегор.

– Вовсе нет, – вмешалась Кэти резко. -В Форин офис к вам он не пойдет, так что и не пытайтесь, Гарольд, упустив отца, заполучить взамен сына.

– Но отца мы вовсе не заполучали, – сказал Эссекс. – Мак-Грегор был лишь на время войны разлучен с палеонтологией.

– Все равно… – сказала Кэти, и Мак-Грегора удивило, что она отнеслась к этому так всерьез: ведь они оба знают, что Эндрю и сам ни за что не пойдет в дипломаты.

– Дружная вы, я вижу, семейка, – заметил Эссекс. Затем спросил Мак-Грегора, чему посвящены теперь его ученые занятия. И читал ли он Мориака, Камю, Честертона, Элиота, Кёстлера, Сартра, Дойчера, Томаса Манна…

– Разумеется, читал, – сказала Кэти. – Не думаете ли вы, Гарольд, что мы вели пещерное существование?

– Хочется просто узнать, что за человек теперь ваш молчаливый муж, – сказал Эссекс.