Книга третья: Горы и оружие

– Не знаю, Тэплоу предупреждал, что временами еще будут болезненные ощущения, но что будет, как вагонеткой по животу, – об этом он не говорил.

– Может быть, виной напряжение? – неуверенно предположил Мак-Грегор.

– Какое напряжение?

– Вся эта нервотрепка.

– Ее у нас всегда хватает, – сказала Кэти. – Собственно, ничего со мной серьезного. Просто хочу съездить провериться.

– Тогда я соберу свой чемодан, поеду тоже.

– Нет, не езди. С тобой у меня в самом деле будут нервы напряжены. Ты ведь хочешь оставаться здесь, вот и оставайся. Я возьму с собой Сеси. Ей лучше быть подальше от этого бурлящего котла, занятий у нее в институте все равно ведь нет. А ты за Эндрю присмотришь.

Мак-Грегор не стал спорить, видя, что у Кэти все уже твердо решено.

В два часа явился в своем «ровере» Мозель – за Кэти и за Сеси. Но Сеси уже отказалась ехать. «Раз ты считаешь, что с тобой ничего такого, – сказала она матери, – то какой же смысл мне теперь уезжать отсюда». А отцу Сеси шепнула: «Она в душе не хочет, чтобы я с ней ехала. Хочет одна побыть. Пусть едет. Ей будет на пользу».

Усадив Кэти в машину, взяв ее надежно под свое крыло, Мозель сказал Мак-Грегору:

– У меня есть для вас новости. Я вернусь часам к семи-восьми. В девять приезжайте ко мне ужинать, в старый наш дом. Сеси знает, где это. И сама тоже приезжай, – пригласил он Сеси. – Обрадуешь Терезу.

– У меня дела, – ответила Сеси.

– Во всяком случае, отца привези.

Мозель вывел машину из ворот, четко действуя своими смуглыми небольшими руками; и тут Мак-Грегор отдал себе отчет, что расстался с Кэти, почти не простясь, слегка лишь чмокнув в щеку. Он постоял среди двора: не хотелось еще и с Сеси теперь разлучаться.

– Я поеду с тобой, взгляну на твою мастерскую.

– Ты здоров ли? – спросила Сеси.

– Здоров. А что?

– Да так. Ты не тревожься о маме, – сказала Сеси. – У женщин бывает такое. Тянет иногда побыть одной… Тетя Джосс! – позвала Сеси, глядя куда-то перед собой.

– Да, Сеси, душенька…

– Мы с папой едем ко мне в мастерскую. Если Эндрю придет, скажи ему, пусть тоже приезжает.

– Хорошо, родная.

Мастерскую Сеси снимала вместе с пятью другими студентками. По дороге туда пришлось объезжать заграждения и баррикады, возводимые студентами и полицией друг против друга. Сорбонна, бульвары, мощеные улочки и переулки вокруг университета загромождены были скамейками, мусорными урнами, стульями, фруктовой тарой и чугунными решетками, которые кладут под деревья. Гранитная брусчатка была выворочена, и чистый песчаный подстил мостовой белел, как кожа младенца.

– Ты, Сеси, будь поосторожнее сегодня вечером, – предостерег Мак-Грегор, глядя из закопченного окна мастерской вниз, на поле боя. – Тут явно готовится генеральное сражение, еще жарче предыдущего. Сумасшествие какое-то.

– Но полиция сама лезет на рожон, – сказала Сеси. – Ей бы лучше по-хорошему убраться вон из квартала.

Мак-Грегор обернулся к Сеси и стал смотреть, как она разметив лист картона, вырезает трафаретку с лозунгом: «500 000 рабочих – в Латинский квартал».

– Для чего пятистам тысячам рабочих идти в Латинский квартал? – спросил Мак-Грегор. – Не вижу их причастности здесь.

– Они должны стать причастны.

– На это надежда слаба.

– А вот погоди, – сказала Сеси. – Не сегодня, так завтра вся Франция станет причастна.

Мак-Грегор посидел у окна, глядя на дочку, отгоняя тоскливые воспоминания о внезапном отъезде Кэти. Поняв, что тоски не пересилить, он встал, сказал Сеси:

– Иду домой. А ты приезжай пораньше.

– Я буду дома в восемь тридцать, чтобы отвезти тебя к Мозелям к девяти, – сказала Сеси, провожая Мак-Грегора на лестницу. – Меня так и подмывает повезти тебя совсем не туда.

– А куда?

– Куда угодно, – крикнула она ему вслед, – только не к Ги Мозелю!

Но в девять она, как и обещала, доставила отца к Мозелю.

Мозель жил в старом парижском особняке. Иные из зданий, стоящих между авеню Фоша и авеню Великой армии, походят больше на пригородные виллы, чем на городские особняки, но дом Мозелей был подлинный окраинный фамильный дом, возведенный в начале тридцатых годов прошлого века, до того как Тьер и Мак-Магон перестроили эти авеню. Дом был почти на английский манер – из красного кирпича, со старой кирпичной оградой, с тисами и английским газоном, зелень которого теперь, в мае, пестрили еще подснежники, желтые нарциссы, аконит и шафран. По глухим старым стенам взбирались расцветающие розы – городские, лишенные запаха. Дом на Ривьере, новый дом, дом в Женеве, в Нормандии, дом в Бийянкуре. А это – старый «парижский дом» Мозелей…

Ворота запирались и открывались автоматически, как и подобает парижским особнякам. Сеси нажала кнопку, крикнула в маленькое зарешеченное отверстие, что мосье Мак-Грегор прибыл. Зажужжало, щелкнуло, отворилось. Сеси сказала: «До свидания. Не засиживайся допоздна», – и села в свою машину, а Мак-Грегор пошел к дому по ярко освещенной дорожке, усыпанной гравием.

Послышался собачий лай, хлопнула дверь, и он увидел небольшого роста девушку, не старше Сеси, изящно и скромно одетую и шедшую навстречу походкой истой француженки: в каждом шажке – затаенная страстность.