– «Фигаро» я не читал, – продолжал Мозель, – но утром поступила к нам депеша из Ирана о том, что курды передрались между собой, что кази вынужден был бежать и теперь скрывается. Правда это, как по-вашему?
– Возможно, и правда, – сказал Мак-Грегор. – Но я сомневаюсь.
– Ваш друг Затко тоже попал в переплет. Согласно донесению, весь, так сказать, курдский фронт рушится.
– Звучит сомнительно, – сказал Мак-Грегор. – Нет ведь никакого курдского фронта. Во всяком случае, что-то уж слишком просто у вас получается.
Мозель налил ему коньяку.
– Лично я в этом профан. Вашим проникновением в проблему не похвалюсь. Я всего лишь повторяю дословно текст донесения. Видите ли, они запросили нас из Тегерана, находитесь ли вы еще в Париже. И – самое странное – живы ли вы еще. Потому я и не стал упоминать об этом утром, при Кэти. Не хотелось ее пугать.
– Кто мог послать этот дикий запрос? – по-восточному вскинул ладони удивленный Мак-Грегор.
– Не знаю. Мы в наших телекс-депешах обычно не указываем клиентов, не даем даже их кодовых номеров.
Мак-Грегор кончиками пальцев потер брови, мочку уха.
– Кто-то явно рассчитывает на то, что меня уже нет в живых, – произнес он. – Но все это звучит так театрально…
– Что ж, среди парижских курдов соперничество весьма ярое, – сказал Мозель. – Вы сами в этом на днях убедились.
– Не по вашей ли инициативе поставили жандарма нам к воротам? – спросил Мак-Грегор.
– Нет. Это Кюмон побеспокоился. Мы с Кюмоном весьма тревожимся о Кэти. Вся эта атмосфера насилия начинает ее угнетать. Поэтому я и поддержал в ней мысль уехать отсюда на время.
– Нам с Кэти подобная атмосфера не в новинку, – возразил Мак-Грегор. – Так что вряд ли стоит сгущать краски.
– Полагаю тем не менее, что я прав, – твердо сказал Мозель. – Именно сейчас грубое насилие способно стать для нее особенно пугающим.
– Не судите о Кэти по своей дочери, – сказал Мак-Грегор.
Мозель помолчал, явно удивленный колкой репликой Мак-Грегора. Затем, однако, улыбнулся и сказал:
– Да, у Терезы пошаливают нервы. И пожалуй, это действительно влияет на мои суждения. В сущности, Терезе нужна мать, которая бы оказала ей эмоциональную поддержку, привила бы чувство самостоятельности. А мать ее умерла три года назад.
И тут, словно приуроченный, раздался звонок телефона. Мозель поднял трубку, кивнул. Затем произнес: «Алло, Кэти».
Мак-Грегор навострил уши, встал, рассеянно оглянул корешки книг Мозеля. Луи де Бройль, «Волновая механика и теория ядра». Не де Бройль ли первый внедрил идеи волновой механики в науку о ядерных силах? Но зачем эта книга Мозелю?..
– Нет, Кэти, – говорил Мозель. – Сеси я не видел. Она не зашла в дом. Да, он еще здесь.
Он передал Мак-Грегору трубку, нагретую его рукой и ухом. Голос Кэти повторял: «Алло, алло», точно связь оборвалась.
– Это я, – сказал Мак-Грегор и замолчал, дожидаясь ответа, не зная, какой своей стороной повернется к нему сейчас Кэти.
– Почему Сеси не осталась с тобой у Ги?
– Сказала, что занята.
– И ты ее пустил на очередную демонстрацию?
– Нет. Она поехала к себе в мастерскую.
– А Эндрю где?
– Не знаю. Наверно, тоже там, в мастерской… Ты у доктора Тэплоу была уже? – спросил он, пробиваясь к ней сквозь преграды, растянувшиеся на пятьсот миль колючей телефонной проволоки.
– Нет еще.
– Сразу же позвони мне.
– Но я не жду от визита к Тэплоу ничего ошеломительного.
– Все равно позвони…
– Хорошо. Позвоню… – И она положила трубку.
– Вы не тревожьтесь о Кэти, – авторитетно сказал Мозель. – Уверяю вас, с ней все полностью в порядке.
Мак-Грегор промолчал и, посидев немного для приличия, стал прощаться.
– Машину? – предложил Мозель.
– Нет. Нет. Я пройдусь, – сказал Мак-Грегор, – а затем возьму такси.
– Не пренебрегайте осторожностью, – сказал Мозель.
– Не буду, – сказал Мак-Грегор.
У ворот они обменялись рукопожатием. Выйдя и окунувшись в сизую мглу парижской полночи, Мак-Грегор заметил, как через улицу – в пятнистом смешении ртутно-серого света и каштановых теней – двинулся неясный силуэт. Сомнения не было: человек приближался к нему. Мак-Грегор остановился, огляделся – куда бежать? Обочины сплошь уставлены неподвижными автомашинами, по авеню Фоша мчится транспортный поток. А прохожих ни души кругом.
– Это я…
Силуэт оказался сыном, Эндрю, и Мак-Грегор по струйке пота на лбу понял, как напряглись нервы.
– Что, скажи на милость, ты здесь делаешь в полночь?
– Я подумал: схожу-ка лучше за тобой, – сказал Эндрю.
– А зачем?
– Тебе не надо ходить одному.
– Не будем драматизировать, – проговорил Мак-Грегор, чувствуя, однако, облегчение и радость.
– Ты встрепенулся так, словно убегать хотел, – сказал Эндрю.
– Просто нервы…
Шагая вдоль вставших двумя стенами машин, Эндрю сообщил отцу, что кто-то швырнул в ворота дома бутылку с серной кислотой.
– Я вошел с улицы, разговариваю во дворе со стариком Марэном, вдруг слышим: «веспа» мимо проезжает. И тут бутылка об ворота – бах!
– С кислотой? – усомнился Мак-Грегор. – Ты не ошибся?
– Запах не спутаешь. Мы поскорей смыли водой из садового шланга, но все равно к утру краска облезет.