Книга третья: Горы и оружие

– Это что-то не по-курдски, – сказал Мак-Грегор. – Кислотой жечь? Не слышал, чтобы курды так поступали.

Прошли авеню Фоша, позади чернела кромка Булонского леса.

– Когда мы с Марэном скатывали уже во дворе шланг, «веспа» опять вернулась, – рассказывал Эндрю. – На этот раз бутылка перелетела через стену во двор и упала от нас метрах в двух.

– Господи боже…

– Но в ней моча была, что ли. Не кислота, к счастью.

– А где был приставленный к дому жандарм?

– Он после подошел. На мой вопрос ответил, что за углом стали кричать: «Au secours!» (На помощь! (франц.)) – и он поспешил на помощь.

– Но кислота… – сказал Мак-Грегор. – Это уж подло.

Когда вышли на Елисейские поля, Мак-Грегор сказал, что не худо бы присесть где-нибудь. Выбрали одно из ночных кафе на панели перед зданием Британской заморской авиакомпании и, сев под освещенным навесом на плетеные стулья, стали пить ледяное пиво из запотевших стаканов.

– Не вписываешься ты в этот город, а, папа? – сказал Эндрю.

– Напротив, – ответил шутливо Мак-Грегор, – я теперь заправский парижанин и потерял контакт со всем, что не Париж.

Они посидели, глядя, как темные и бескрылые колесницы мчатся Елисейскими полями (намек на известную строку о крылатой колеснице времени из стихотворения Эндрю Марвелла, английского поэта XVII века). Затем, уплатив по счету, пошли дальше под лишенными тени деревьями.

– Беда в том, – тяжело вздохнул Мак-Грегор, – что времени осталось в обрез. Кто-то явно хочет убить кази. Так что медлить мне нельзя.

– Ты же не терпишь поспешности, – сказал Эндрю.

– Да, но теперь вижу, что научный кропотливый метод здесь не подходит. Наступает момент, когда нужна быстрота действий.

– Будь осторожен, – сказал Эндрю.

– Придется пойти к французам, – сказал Мак-Грегор. – Другого выхода нет.

– К французам?

– Единственная цель французов здесь – торговля, – объяснил Мак-Грегор, сознавая, что ведет этот разговор с Эндрю потому, что не может уже вести его с Кэти. – А другим я никому не могу доверять. Никому…

Они шли прямиком через ширь Эспланады инвалидов, и Эндрю долго молчал.

– Ну разве не мерзко от мысли, что европейская корысть все еще держит мир за горло, – наконец заговорил он. – У меня уже до ненависти доходит. Правда. Чем дольше я живу в Европе, тем сильнее чувствую себя неевропейцем.

– Это не годится, – сказал Мак-Грегор. – Мама хочет, чтобы у тебя был европейский образ мышления. И она права. Будущее твое – в Европе, а не где-то. И не связывай ты себя пожизненными узами с Востоком, как я. Не нужно это.

Эндрю ничего не ответил, и они молча пошли домой, словно не желая ворошить то, что не давало покоя обоим.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Наутро, в восьмом часу, Кэти позвонила ему из Лондона и сказала, что завтра в одиннадцать идет на рентген в Сент-Томасовскую больницу, к доктору Тэплоу.

– Забыла вчера сказать – с тобой хочет повидаться сын ильхана Дубас. Я с ним обедала на днях, затем он позвонил, и я сказала, что ты с ним условишься о встрече. Он остановился у Фландерса.

– У какого Фландерса? «Спасателя детей»?

– А у какого же еще? – И Кэти дала номер телефона Фландерса.

– Зачем ты обедала с Дубасом? – спросил Мак-Грегор.

– Не хотела, чтобы у тебя был еще один личный враг, затаивший на тебя обиду, – ответила Кэти.

Голос Кэти звучал нарочито спокойно, но Мак-Грегор не верил этому спокойствию. Еще вчера, когда Кэти уезжала, он решил, что, встретившись снова с французами, потолковав с Кюмоном, поедет к ней в Лондон. Иначе отчужденность не преодолеть.

Сеси и Эндрю еще спали, и, позавтракав в одиночестве, Мак-Грегор вышел к воротам взглянуть на пятно, выжженное кислотой. Услышав там от полицейского, что это дело рук маоистов, анархистов, коммунистов, питающих ненависть к фамильным особнякам, Мак-Грегор из вежливости проговорил: «Вот как?» – и вернулся в дом. Тетя Джосс подвергалась из-за него теперь нешуточному риску, и надо было поговорить с ней. В холле он остановился, позвал:

– Тетя Джосс…

– Да? – пришел голос сквозь стену.

– Я по поводу вчерашнего вечернего происшествия, – прокричал Мак-Грегор.

– А что произошло?

– Кто-то облил ворота кислотой.

– Мне об этом сказали. И что же?

– Я думаю, вам будет безопасней, если я временно переберусь в другое место.

Тетя Джосс помолчала. «В знак согласия, что ли?» – подумал Мак-Грегор. Но тут из-за стен, дверей, лестницы донеслось:

– Если переедете сейчас, я никогда вам не прощу. Подождите возвращения Кэти, а там уж воля ваша.

Мак-Грегор улыбнулся потолку, сказал:

– Хорошо, тетя Джосс.

В десять он позвонил Кюмону. Было воскресенье, из министерства внутренних дел ответили, что им неизвестно, где Кюмон. Но Мак-Грегор назвал себя, и пятью минутами поздней позвонил сам Кюмон и пригласил в «Отель Вольтера» на набережной Вольтера.

– Я ожидал от вас звонка, – сказал Кюмон. – Чувствую, у вас для меня новости, не так ли?

– Когда можно прийти?

– Сейчас и приходите. Буду ждать.