– Кази нездоров, ранен… – повторил Дубае.
– Что произошло с кази, я знаю. Но если отец ваш думает с помощью оружия прибрать к рукам Комитет…
– Упаси боже! – воскликнул Дубае.
– Этого оружия ваш отец не получит. Я приложу все старания, чтобы не получил.
– Ну, для чего вам наши грязные, голые курдские горы вам, живущему с семейством здесь, в безопасности и комфорте? – сказал Дубас. – Зачем вам так упорно вмешиваться в наши убогие дела, друг мой? Я просто вас не понимаю.
– Нет смысла вести этот разговор, – сказал Мак-Грегор и направился к дверям. Дубас нехотя последовал за ним. Мак-Грегор сошел во двор, открыл ворота. Был теплый парижский вечер, слегка увлажненный дождем. В конце улочки виднелась помятая легковая машина американской марки, к ней прислонились двое каких-то людей. Мак-Грегор постоял, поглядел на них.
– Друзья ваши? – спросил он.
– Родня из Женевы, – ответил Дубас. – Полицейский не пустил их ближе. Чего вы боитесь, mon ami? – насмешливо сказал Дубае.
Мак-Грегор указал на большое пятно сожженной краски на воротах, светлевшее, точно след ожога на человеческой коже.
– Вот полюбуйтесь на эту мерзость, – сказал он, следя за выражением лица Дубаса, и хотя не отметил притворного ужаса, но и признаков непричастности тоже не отметил.
– Городская война, – бросил Дубас презрительно.
– Прощайте, Дубас, – сказал Мак-Грегор.
Дубас усмехнулся, проговорил:
– Жить в этом богатом и прекрасном городе и… – Мак-Грегор захлопнул створки ворот, Дубас сказал с улицы: – Я еду на будущей неделе в Лондон. Могу я навестить мадам Кэти?
– Пожалуйста, – сказал Мак-Грегор и, подождав, пока машина Дубаса отъедет, вышел из ворот.
Хотя Мак-Грегор не забыл, как красива Жизи Марго, он забыл, за каким она барьером. И теперь, наедине с Жизи, любуясь совершенством ее странного лица, он убеждался в том, насколько прав Ги Мозель. Пленная пантера или рысь меряет шагами клетку, и взгляд ее не видит людей, глазеющих снаружи сквозь решетку. Именно эта отъединенность чувствовалась в Жизи.
Поставив два фужера с шампанским на инкрустированный столик в гостиной, она сказала:
– Не люблю американских коктейлей. Не понимаю, как их пьют. От них отдает мясистыми спинами, потными лицами, ремнем на толстом брюхе. Мерещатся американские многоквартирные дома в летнюю жарищу.
Она подала ему фужер, он поблагодарил. Она села.
– Скажу вам сразу – после вашего визита я все думала о вас, старалась вас понять. Затем решила – лучше не думать.
– Я – унылая тема для раздумий, – сказал Мак-Грегор и, вспомнив, что муж ее сейчас в Каракасе, спросил, оправдывает ли венесуэльская столица свою славу.
– Гроша не стоит хваленый Каракас, – сказала Жизи. – Что случилось с Кэти? – спросила она неожиданно. – Что происходит с вами обоими? А мне все говорили – идеальный брак.
– Ничего не происходит, – сказал Мак-Грегор, примирясь с неизбежностью тягостного разговора.
– У Кэти явный флирт с моим братом Ги, – сказала Жизи. – Как вы на это смотрите?
– Никак я не смотрю, – сказал Мак-Грегор.
– Не отмахивайтесь. На вашем месте я не стала бы доверять Ги в этом отношении.
Глядя куда-то в сторону, Мак-Грегор пригубил шампанское.
– Остерегайтесь Ги, примите меры, – не успокаивалась Жизи.
– Ну и что дадут мои меры?
– Не знаю. Но брак у вас такой внешне удачный. А Ги привлекает в жизни только все удачное. Потому и тянет его к Кэти.
– Не пора ли нам в театр? – спросил Мак-Грегор.
– Ах, никуда он от нас не уйдет, – сказала Жизи. – Я поговорить хочу. С вами я могу, потому что знаю: мои слова от вас дальше не пойдут. А другим никому нельзя довериться. Только с дочкой могу поделиться, но ей десять лет, и всего ей пока еще не скажешь. А вы делитесь со своими детьми?
– Бывает, и делюсь, – сказал он, невольно симпатизируя Жизи.
– А с Кэти больше нельзя вам делиться. И в этом-то и печаль, правда?
Он промолчал. Жизи подняла длинные пальцы к щекам, как бы желая сдернуть что-то.
– Почему вы не глядите на меня – в лицо мне? – спросила она.
Он поглядел с некоторой опаской.
– Мое лицо не нравится вам, правда ведь? Смущает вас?
– Вы говорите так быстро, что я с трудом понимаю ваш французский, – ответил он, пытаясь уйти от скользкой темы.
Но она как будто и ждала такого ответа.
– Я собиралась спросить вас о многом. Но это не к спеху. – И, сказав, что через пять минут вернется, она вышла; он ждал, мысленно беря себя в тугие шоры. Жизи вернулась – в платье из шелковой чесучи. – En avant!.. (Вперед!., (франц.)) – сказала она, и они быстро спустились вниз сквозь витую сердцевину дома. На улице Жизи взяла его под руку. Села в такси – в добавочную клетку. На Мак-Грегора начинало понемногу действовать ее обаяние, хотя он и не смог бы сказать, в чем состоит это обаяние.