Книга третья: Горы и оружие

Шрамм уже очистил высокие шнурованные башмаки от грязи и навоза. Хотя он не стал отдавать честь, но приветственно выпрямился, щупая курдов настороженным взглядом. На французском языке представив Шрамма, Мак-Грегор сказал ему, что кази и Али говорят по-французски.

– Я привез письма, кази, – сказал Шрамм и подал два конверта.

Кази быстро прочел, отложил в сторону.

– Вы хотите, чтобы я объяснил положение наших дел, мосье? – сказал кази. – Или вопросы хотите задавать?

– Я хочу лишь знать, какой властью вы располагаете и каков ближайший план ваших действий, – энергично приступил Шрамм к делу.

Кази подумал, прежде чем ответить.

– У вас один способ узнать, какой властью мы располагаем. Спросите любого курда, пусть скажет, кто, по его мнению, действительно представляет народ.

– Этого я сделать не могу, – сказал Шрамм. – Я не настолько владею вашим языком.

– Но в таком случае вы мало что сможете о нас узнать, – сказал кази.

– Пожалуй, что так, – невозмутимо согласился Шрамм. – Но меня фактически больше интересуют ваши теперешние планы.

Кази слегка развел руками.

– Это так сразу не скажешь, – произнес он. Последовали новые быстрые вопросы, новые осторожные ответы. Затко дернул Мак-Грегора за рукав, спросил, о чем идет у кази с французом разговор.

– Француз допытывается, с кем, собственно, хотят курды воевать, – ответил Мак-Грегор.

– То есть как – с кем?

– Он желает выяснить, против кого направлено острие вашей борьбы – против ильхана ли, иракских ли властей, иранцев или кого-либо другого.

– А-а…

– Он хочет знать, есть ли у вас контакт с русскими, – продолжал переводить Мак-Грегор.

– Скажи ему, у нас оружие русское.

Мак-Грегор будто не расслышал, но Затко настойчиво повторил:

– Скажи ему. Что ж ты молчишь?

– Зачем я стану говорить ему заведомую ложь?

В ответ Затко указал на курда-часового. На шее у того висел новенький автомат Калашникова с гладким коричневым прикладом и широким тканевым ремнем.

– Где вы это достали? – спросил Мак-Грегор.

– У иракцев украли, – сказал Затко.

– Кто украл?

– Я украл, – ответил Затко. – Все равно француз уже признал автомат, так ты пусти ему пыль в глаза. Пусть думает, у нас тысячи таких. – Тут Затко перешел на шепот: – Выйдем на минуту. Я тебе важное скажу.

Поколебавшись, но понимая, что Шрамм не прочь остаться с кази и Али наедине, Мак-Грегор вышел с Затко из пещеры на солнцепек.

– Вот кази про единство толкует и прячется, чтобы не дать ильхану убивать братьев курдов, – сказал Затко. – А знаешь, что эта старая задница ильхан сделал на той неделе? Осведомил о нас иранских жандармов. А потом убил одного из моих дозорных на посту.

– Кази мне говорил, – сказал Мак-Грегор.

– Я вчера на иранскую сторону ездил, – продолжал Затко. – Ильхан по-прежнему рыщет там, охотится за нами – с позволения иранских жандармов.

– Но почему? Что вдруг толкнуло ильхана на такое?

– Его кто-то извне поощряет, – сказал Затко. – Неделю назад ильхан был в деревне Джурия и с крыши, мотая ослиными своими ушами и немецким пистолетом, кричал крестьянам, что перестреляет всех моих людей и каждого, кто смеет нас укрывать. Рано или поздно он убьет нас с кази, если только я прежде его не убью.

– А что говорит кази?

– Говорит, что это провокация чужеземцев.

– Он, пожалуй, прав, – сказал Мак-Грегор, сев рядом с Затко на дувале, сложенном насухо из камня. Отсюда была видна вся деревня. – Если вы начнете сейчас междоусобицу, то выгода от этого будет только иностранцам.

Затко повернулся спиной к солнцу.

– Ну, не знаю, – сказал он. – Иногда мне кажется – прав Таха, что хочет истребить всех феодалов.

– Таха не прав, – твердо сказал Мак-Грегор.

Затко указал рукой на Ардебиль – городок, чуть заметный далеко внизу.

– Там раньше жили по племенному курдскому укладу, – сказал он. – На лето все оттуда в Сулав уходили – от пыли и от жары. Ардебиль – старинный город, в нем много старых курдских домов, две воинские казармы разрушенные. Кругом города высоченная стена с воротами на мосульскую сторону. Былая курдская твердыня. А теперь это город мастеровых, с асфальтовыми дорогами, рынками, чайханами и большой мечетью. Вот где заметно, какие с каждым днем происходят в курдах перемены.

– Я знаю…

– Курды отрываются от родных гор, живут теперь, как нищие при дорогах, в гаражах, занимаются куплей-продажей, на нефтепромыслах ишачат, автобусы и грузовики водят, свои домишки краской красят. И сколько им так жить – в асфальтовой нищете?

– Знаю, знаю, – повторил Мак-Грегор. – Но эти перемены неизбежны, а в данный момент у вас иные заботы.

– Но почему неизбежны? – вознегодовал Затко. – Почему надо, чтобы не было разницы между зимой и летом, как теперь в Ардебиле? Ты чувствуешь, как мы меняемся? Поди растолкуй дело французу, когда самим даже курдам зачастую невдомек, что с ними происходит. Таха прав. Мы становимся городским народом и, значит, должны вести борьбу по-городскому.

– Я все это понимаю…