– Если услышишь, что на нас нападение, – сказал он, – что нас убили или что ильхан пришел с иностранцами к соглашению, все равно продолжай делать то, что считаешь, что находишь нужным. Твердо продолжай говорить и действовать от нашего имени, пока не кончится все это дело.
– Разумеется, – сказал Мак-Грегор.
Уходя, он видел, как кази достает из-под койки пластмассовый таз, чтобы промыть рану на шее. Там, под койкой, хранились у него книги, фибровый чемодан и бережно сложенное зеленое знамя революции 1946 года.
ЧАСТЬ IV
Сеси вела «ситроен», а Мак-Грегор глядел, как влажный английский ландшафт скользит, утекает на обе стороны к расплывчатым английским горизонтам. Колени и локти Сеси работали вовсю и внушали Мак-Грегору доверие, хотя руль у французских машин и расположен слева, неудобно для левостороннего движения. И Мак-Грегор спокойно любовался английской весной, повсюду подступавшей к обочине дороги. Садики лондонских окраин пестрели камелиями, ломоносом, форзициями. Проехали Рочестер, и зарозовел яблоневый цвет. А затем замелькали мокрые от дождя ягнята и низко летящие вороны.
– Я забыла купить еще одну канистру бензина, – сказала Сеси. – А во Франции ни одна бензоколонка не работает. Надо будет в Дувре не забыть.
Франция была охвачена всеобщей забастовкой. Мак-Грегора встречала вздыбившаяся страна. По словам английской прессы, все в ней полностью разладилось. В Париже хозяйничают студенты. Все застопорилось, в стране не покупают и не продают, не получают и не производят. Даже реактивному лайнеру, мчавшему Мак-Грегора в Париж, пришлось приземлиться в Лондоне. И там, в доме на Бэттерси, оказалась не Кэти, а Сеси, смотревшая по телевизору, как горит Париж. Кэти объяснила Мак-Грегору по телефону из Парижа, что она вернулась туда присмотреть за детьми, а отослала затем Сеси в Лондон потому, что слишком бурными были уличные стычки студентов с полицией, сама же осталась в Париже с Эндрю и тетей Джосс. Когда Мак-Грегор сообщил ей, что привезет с собой в Париж и Сеси, Кэти сверх ожидания не стала возражать, сказала только:
– Что ж, привози. Так или иначе, она не собирается сидеть покорно и все равно вернется.
Сеси, слушавшая разговор по второй телефонной трубке, подтвердила:
– Мама совершенно права. Я и дня не собиралась дольше оставаться в Лондоне. Вот клянусь тебе.
– Ты хоть матери не говори этого, – сказал отец. – Я ведь беру тебя, и вопрос исчерпан. Не раздражай ее.
– Ее теперь все раздражает, – сказала Сеси.
Паром, перевозивший их с машиной через Ла-Манш, был пуст: никто не рисковал ехать во Францию. Сеси указала отцу на заголовок в «Ивнинг стандард»: «Возможна отставка де Голля еще до плебисцита».
– До какого плебисцита? – спросил Мак-Грегор.
– Что-то там за или против конституции. Теперь каждый день на улицах сражения.
Дороги Франции опустели настолько, что Сеси вела свой старенький «ситроен» прямо по средней линии автострады с семидесятимильной скоростью и не сбавляла ее, даже проезжая через притихшие селения. Париж был весь в обломках баррикад, в обгорелых киосках, в неубранном мусоре, в поваленных деревьях, в целых сугробах грязных газет и картонок.
Ворота открыла им Кэти.
– Где вы пропадали? – тревожно спросила она. – Я вас жду уже несколько часов.
– Паром опоздал, а потом мы в Булонском лесу плутали, – сказал Мак-Грегор, распахивая вторую створку ворот и пропуская Сеси в «ситроене».
– А зачем было делать крюк через Булонский?
– Мы не рискнули ехать центром, – сказал Мак-Грегор.
Кэти быстро поцеловала его в щеку, он запер ворота. Подымаясь по наружной лестнице, спросил Кэти:
– Ну, как ты тут?
– Все в порядке.
– Я о здоровье твоем…
– Я совершенно здорова, – ответила Кэти, и он неловко замолчал.
Умывшись и садясь за ужин, который Кэти держала для них разогретым, Мак-Грегор спросил, где Эндрю.
– Я послала его проводить Жизи Марго и побыть у нее – она там одна с прислугой. Прошлой ночью у нее в доме разбили все окна фасада. Муж ее теперь в Риме, пережидает события.
Поужинали молча, затем Сеси ушла спать, и они без слов посидели друг против друга за ореховым столом, чувствуя, что сейчас не время и не место выяснять отношения после десятидневной разлуки.
– Почему ты не телеграфировал мне из Тегерана? – спросила Кэти.
– Хотел, чтобы в Иране поменьше знали о моем присутствии… Необходимо было, чтобы мой приезд туда и отъезд прошел как можно незаметнее.
– Виделся ты с Джамалем Джанабом в ИННК?
– Нет, я не заходил к ним.
– А дома у нас ты был?
Мак-Грегор молча качнул головой.
– А знали персы, что ты в курдских районах?
– Не думаю. Я в основном автобусами добирался.
Он чувствовал: ей хочется узнать, с чем он вернулся от курдов, – и ждал напряженно. И вот наконец тревога пересилила в Кэти сдержанность.
– Они и теперь рассчитывают на тебя, не правда ли? – произнесла она. – И даже больше прежнего. Опять они тебя опутали?
– Это все ненадолго, – сказал он.
Кэти сидела прямо, чуть выставив подбородок, и в этой осанке ее так и сквозила врожденная властность и сила духа.