Книги, годы, жизнь. Автобиография советского читателя

Окружи счастием душу достойную;
Дай ей сопутников, полных внимания,
Молодость светлую, старость покойную,
Сердцу незлобному мир упования.

(«Молитва». 1837)

Суть этого взросления души и хотелось передать ученикам.

Подростковому и юношескому сознанию с большим трудом дается освоение абстрактных гуманитарных понятий, и текст «Мертвых душ» очень помогал мне иллюстрировать переход гиперреалистического письма в сюрреализм и чистейший абсурдизм. Абсурд как средство художественного воздействия – одно из главных потрясений внимательного читателя гоголевской эпопеи. В сущности, Гоголь был предтечей современного постмодернизма, и мне всегда хотелось донести это до учеников, еще и потому, что, как правило, осознавшие эту истину с новым тщанием впивались в строки едва ли не двухсотлетней давности. Чего стоит одно лишь знаменитое колесо из разговора двух мужиков на первой странице! Почему привлекают внимание к бричке даже не ее колеса (которых, как известно, четыре), а лишь одно Колесо, которому вдобавок приписывается магическое свойство в одиночку доехать до Москвы? Почему оно «в Москву доедет», но в Казань – ни за что? Зачем бричке встретился подробно описанный «молодой человек в белых канифасовых панталонах», напрочь исчезнувший из дальнейшего повествования? И так далее, и тому подобное.

Финальный абзац первого тома сводится к знаменитому противопоставлению «бойкой необгонимой тройки» (Руси), божьего чуда, которому «дают дорогу другие народы и государства», – и едущего на ней Чичикова, жулика и дельца средней руки. Незаметное на первый взгляд (и, кстати, абсолютно не замечаемое школьными читателями и интерпретаторами еще в 1930–1960-е годы), но ошеломляющее противоречие поразило уже героя шукшинского рассказа «Забуксовал» (1971), написанного и опубликованного в брежневские времена, причем механик Роман Звягин не только потрясен, но и явно унижен внезапно открывшейся ему истиной. А вот П. Вайль и А. Генис (к работам которых я питаю неизменное нежное пристрастие) в конце тех же 1970-х трезво заметили (правда, будучи в эмиграции, где и написали свою прославленную впоследствии и доныне зачитываемую до дыр «Родную речь»):

Чтобы Россия пришла в движение, чтобы и вправду «посторонились другие народы и государства», надо, чтобы аллегорической тройкой управлял Чичиков – средний, рядовой, маленький человек. Что с того, что он нам не нравится? Гоголю он тоже не нравится. Но, приходится повторить, других-то нет[4].

Некоторые занимавшиеся у меня мальчишки, однако, отказывались считать Чичикова «средним и маленьким человеком». «Это же гениальный бизнесмен!» – часто слышалось на заре 1990-х. Безусловно, такое мнение имеет право на существование, но мне приходилось, не прибегая к моральным оценкам, просто напоминать, что в конечном итоге чичиковская афера успеха ему не принесла.

Драма А. Н. Островского «Гроза», по моим впечатлениям, относится к наименее популярным произведениям школьной литературной программы; редко удавалось вовлечь ребят в живое обсуждение представленных там характеров (исключая, впрочем, анекдотическую реакцию, о которой я уже упоминала: чего, дескать, этой Катерине-то не хватало?). Поэтому я иногда говорила, особенно девочкам: в «Грозе» представлены все основные типажи русских мужчин, живые и актуальные до сегодня. В самом деле:

– оголтелый насильник «ндраву моему не препятствуй» – в лице Дикого;

– тихий, безвольный, изредка бунтующий пьяница – в лице Тихона;

– способный на чувство (и чувственность), слабый, «разводя руками» покоряющийся силе интеллигент – в лице Бориса;

– легкомысленный и бесшабашный, легко идущий на отчаянные поступки авантюрист – в лице Кудряша;

– наконец, наблюдатель и резонер, страшащийся и избегающий всякого действия, – Кулигин.

Спрашивается, к кому бедной женщине податься? Аналогичные типы легко отыскиваются в повседневной жизни – конечно, не только в русской, но в русской преимущественно, что легко объясняется нашей драматичной историей последних двух столетий. Как во времена Островского, так и теперь русской женщине остро не хватает мужчины – делателя и созидателя, который способен в числе прочего создать и семью. Такой подход к пьесе неизменно имел успех.