Положение Лоренцо стало еще опаснее со смертью Галеаццо Марии Сфорца. Герцог был, наверное, самым ярким воплощением характерного ренессансного типа, соединявшего культурную утонченность и набожность с запредельным тщеславием и жестокостью. Он был библиофил, любил музыку, покровительствовал искусствам, обожал своего маленького сына и наследника (для того чтобы облегчить его рождение, герцог даже добыл мощи Марии Магдалины). При этом миланцы ненавидели герцога за безмерную расточительность, требовавшую повышения налогов. Как-то Галеаццо Мария приехал во Флоренцию с огромной свитой, включающей тысячи лошадей и собак, соколов, десяток карет и огромный штат разодетых в бархат слуг и придворных. Еще хуже были его распутство и свирепость. Он соблазнял жен своих придворных, а для преступников и политических врагов выдумывал неслыханные прежде казни – например, закопать живьем в железном гробу. Подобно королю Ферранте, Галеаццо Мария упивался извращенными зрелищами. Излюбленной забавой герцога было смотреть на трупы, вид которых, по словам историка, приводил его в нездоровое возбуждение[709]
.Двадцать шестого декабря 1476 года тридцатидвухлетний герцог отправился в миланскую церковь Санто-Стефано. Однако на ступенях церкви его встретили трое, одетые в белое и красное – цвета Брута, но по иронии также цвета самого Галеаццо Марии, который законодательно запретил надевать их без своего личного разрешения[710]
. Впрочем, в следующий миг эти трое нарушили закон куда серьезнее – бросились на герцога с кинжалами и нанесли ему четырнадцать ран. На убийство их толкнула не только месть за своих женщин, но и республиканские речи Колы Монтано, наставника-гуманиста и одного из первых итальянских печатников. Философская ненависть Монтано к самовластью герцога была подкреплена личной обидой из-за нескольких тюремных заключений и унизительной публичной порки. Монтано перебрался из Милана в Болонью в 1475 году, но прежде успел внушить ненависть к тирану нескольким самым ярым своим последователям и устроил так, чтобы кондотьер Бартоломео Коллеони дал им уроки обращения с кинжалами, во время которых все трое юношей атаковали деревянную модель герцога. Им удалось достичь своей цели, но триумф их был недолог. Заговорщиков вскоре настигли и убили приспешники Сфорца, их трупы проволокли по улицам, насадили на пики и выставили на колокольне, с которой они следующие два десятилетия мрачно взирали на город.Лишившись друга и защитника, Лоренцо Медичи внезапно приобрел нового и очень опасного врага. Сыну Галеаццо Марии, Джану Галеаццо, было всего семь лет, и вопрос, кто будет править Миланом, создал напряжение далеко за границами герцогства. Флоренция и Венеция объединились против папы и короля Ферранте, и неизвестно было, чью сторону примет теперь Милан.
Все зависело от того, кто будет защищать и воспитывать малолетнего герцога. Федерико да Монтефельтро вызвался на эту роль, утверждая, что заботится «лишь о благе и чести герцогства»[711]
. Вполне естественно было назначить его регентом, поскольку десятью годами раньше, после смерти в 1466-м Франческо Сфорца, вдова покойного вызвала Федерико в Милан, дабы тот помог прийти к власти Галеаццо Марии, приходившемуся двоюродным братом возлюбленной жене герцога Баттисте. Однако Федерико не суждено было повторить это дважды. Хотя папа и неаполитанский король Ферранте поддержали это решение, Лоренцо воспротивился ему, опасаясь, что Федерико посягнет на влияние и интересы Медичи в Милане. Федерико, узнав об этом, пришел в ярость и мрачно заметил, что Лоренцо летит головой «в бездну»[712].Несмотря на ссору между Лоренцо Медичи и Федерико да Монтефельтро, Веспасиано продолжал готовить манускрипты для урбинской библиотеки. Она занимала нижний этаж северного крыла в новом дворце. Сводчатый зал был убран коврами и украшен бронзовой кафедрой. Манускрипты на столах лежали сообразно темам: география, история и поэзия слева от входа, богословие, юриспруденция и философия – справа. Собрание включало не только древнегреческих и латинских авторов (а также тома на древнееврейском, захваченные в Вольтерре), но и более современные сочинения Петрарки, Поджо Браччолини и Леонардо Бруни. Все они были в красных переплетах с серебряными накладками – «дивно украшенные», как выразился придворный поэт и художник Федерико, Джованни Санти. Почетным гостям разрешали полюбоваться собранием книг. «Я видел, как мужи с тончайшим вкусом пред ними замирали в изумленье», – писал Санти[713]
. Впрочем, библиотекари Федерико следовали строгому указанию не подпускать к книгам