Веспасиано отказался принимать новую технологию, как приняли ее другие книготорговцы и писцы, от Петера Шёффера до Кекстона. Он даже отказывался брать на реализацию печатные книги, хотя многие флорентийские
Почти два десятилетия назад благодаря щедрости K°зимо Веспасиано мог зарабатывать по меньшей мере семьдесят пять флоринов в год. Даже тогда его чистая прибыль была невелика, а доход часто зависел от готовности заказчика вознаградить книготорговца «небольшим подарком или платой» (о чем он когда-то просил епископа Жуффруа). Все занятые производством манускриптов, безусловно, столкнулись с острой конкуренцией и падением доходов. В налоговой декларации за 1480 год флорентийский писец Антонио Синибальди написал: «Мое дело – копировать манускрипты за деньги. Его вдвое сократила печать книг, и я остаюсь без рубашки»[813]
. Антонио, вероятно, преувеличил бедственность своего положения, ибо флорентийские налоговые декларации являли собой фантастически приукрашенные жалобы на горести и нужду (на самом деле работа Антонио находилась и дальше). Однако печатники явно не без оснований хвастались в колофонах, что писцы становятся не нужны. «Отдохни, усталая рука, отдохни, тростниковое перо», – призывало издание Плиния Старшего, напечатанное в Венеции в 1469-м. Или как тот же печатник заявил годом позже: «Кого нынче писанные книги восхитят, если оттиснутые буквы красивее стократ?»[814]Веспасиано был в числе немногих, кого восхищали писанные книги. В своем неприятии печатных книг он сильно отличался от большинства. В его глазах они были жалкой дешевкой, недостойной занять место рядом с великолепными манускриптами, которыми он украсил урбинскую библиотеку. И не только их внешний вид ему не нравился, но и содержание. Веспасиано отвергал издания на народном языке, предназначенные для куда менее образованной и рафинированной публики, чем его заказчики. Его редкие уничижительные замечания по поводу «сброда»[815]
показывают, что он вовсе не желал включать в свою клиентуру каменщиков и кузнецов, покупавших книги Сан-Якопо ди Риполи. Вместо этого он передал лавку новому владельцу и обратился к другим занятиям.Веспасиано не только отошел от дел, он еще и съехал из дома. В 1479-м они с племянником Джованфранческо Маццинги, сыном башмачника, продали часть имущества (включая коллекцию чаш с узорной насечкой и набор ножей с яшмовыми рукоятями) преуспевающему врачу и выручили двадцать семь флоринов. Вскоре после этого они обратили в деньги еще одну собственность – лес под Флоренцией, и, наконец, передав лавку, Веспасиано на пять лет сдал дом на Виа де Барди богатой вдове, а сам уехал за город. Здесь он намеревался заняться новым делом – новым и, по его признанию, «чуждым моей профессии»[816]
. Книготорговец решил стать писателем.Сельский дом, с давних пор принадлежавший семье Бистиччи, Каза иль Монте, стоял особняком на лесистом холме, в стороне от деревни Антелла, в двух часах пешего хода на юго-восток от Флоренции. Веспасиано называл это место «милым и прелестным уголком»[817]
и расписывал его красоты, зазывая в гости флорентийских друзей. Здесь он жил в «приятном уединении»[818] среди своих фиговых деревьев и олив, своих пшеничных и ячменных полей, своих виноградных лоз и ветхих хозяйственных построек. И здесь он держал свое небольшое собрание книг, в том числе манускрипт Петрарки, включающий карту Авиньона с домами поэта и его обожаемой Лауры. Еще здесь был перевод творений святого Иеронима на народный язык. Писец, копировавший этот манускрипт, сообщил в колофоне неожиданный факт, что трудился над книгой в тюрьме[819].Веспасиано также брал книги почитать. В день после передачи лавки он одолжил у Лоренцо Медичи перевод Аристотеля, сделанный Иоанном Аргиропулом. Этот манускрипт наверняка пробудил у него воспоминания о давних днях в Кастелло ди Монтегуфони, когда они с мессером Джованни и братьями Аччайоли обсуждали сравнительные достоинства Платона и Аристотеля.