Книготорговец из Флоренции

Бернардин произносил свои пламенные проповеди в то самое время, когда Поджо, Никколи и Леонардо Бруни разыскивали мудрость древних. Есть соблазн видеть в этом страстном обличителе противоположность гуманистам с их классическими штудиями. Историк Якоб Буркхардт как-то написал, что гуманисты и флорентийцы в целом «критиковали и презрительно высмеивали» таких проповедников, как Бернардин. На самом деле у Бернардина почти не было столкновений с гуманистами. Манетти, например, всем сердцем согласился с его доводами в лавке Веспасиано. Поджо называл Бернардина «ученым и разумным мужем», который явил в своих речах «величайшую умеренность, величайшее прилежание», а другой гуманист восславил его как «нового Цицерона». Более высокую похвалу во Флоренции того времени трудно вообразить. Бруни как-то написал подвижнику, надеясь заманить того во Флоренцию для новой порции огнедышащих проповедей: «Нет надобности рассказывать Вам, как любят и почитают Вас флорентийцы… Уши наших граждан до сих пор наполнены Вашим божественным и сладкогласным красноречием»[824]. Разумеется, Бруни был мастером лести, однако письмо его, без сомнения, искренне. В конце концов, Бернардин, как и гуманисты, стремился исправить общество вдохновляющим красноречием.

Веспасиано верил, что, пусть свет гуманизма потух, христианство по-прежнему ведет к спасению. Хотя итальянцы во власти «жесточайших варваров», Божья кара еще не свершилась полностью. «Наказание не кончится, пока мы не исправим свои пути. Мы должны положить конец нашим бесконечным ошибкам и покаяться, твердо поклясться более не грешить, дабы Всемогущий Господь снял свой суровый приговор». Заканчивает он словами: «Так вернемся же на путь покаяния, коли желаем, чтобы Всемогущий Господь помиловал нас, и простил, и избавил от страшного Своего прещения».

Глава 26 Помилуй и прости нас

В последние дни мая 1481-го по всей Италии звонили колокола, палили пушки, люди жгли праздничные костры. Папа Сикст велел провести благодарственные шествия и написал европейским государям ликующие послания, что Господь избавил их «от напасти, что много лет назад поразила христианский мир и повлекла бесчисленные бедствия»[825].

Мехмед Завоеватель умер при подозрительных обстоятельствах в конце мая, за несколько дней перед началом военного похода. Собирался он напасть на Родос, на Венгрию или на Мамлюкский султанат в Египте, оставалось только гадать. Возможно, он даже планировал двинуться в Амасью и дать бой своему старшему сыну Баязиду, которого не любил и которому не доверял. Однако султан скончался у себя в шатре после сильных желудочных болей. Ему было сорок девять лет. Ему наследовал Баязид, скорее всего и повинный в его смерти (как утверждали, от яда). Затем Баязид ловко обошел младшего брата и соперника, Джема. Великий визирь Караманлы Мехмед-паша, поддерживавший Джема, нечаянно стер надпись на своем талисмане, дающем ему особые способности. Пришлось великому визирю отдать талисман дервишу для восстановления. Оставшись без защиты, он был вскорости убит Баязидовыми янычарами[826].

За месяцы после падения Отранто папа развил бурную деятельность: он готовился к Крестовому походу против турок, собирал деньги и корабли. Сам он обязался выставить двадцать пять галер и даже пустил на монеты часть столового серебра, чтобы покрыть расходы. Король Ферранте пообещал сорок военных кораблей, Генуя, Болонья и Феррара – еще несколько. Флорентийцы пожертвовали сорок тысяч флоринов. Внезапная смерть Мехмеда несколько пригасила общую решимость; правительство Болоньи, например, сразу отозвало свое обещание. Тем не менее к концу июня флот был готов выйти из Рима. На торжественной церемонии в базилике Святого Павла За Городскими Стенами капитаны галер приняли знак креста и поцеловали папскую туфлю. Затем Сикст вышел к Тибру, где покачивались на якорях галеры. На каждой из них по очереди он преподавал апостольское благословение, а воины били оружием в щиты и выкрикивали имя понтифика. «То было пиршество и для глаз, и для слуха», – записал хронист[827].

Галеры спустились по Тибру, встретились с кораблями Ферранте в Неаполитанском заливе и взяли курс на Отранто, куда герцог Альфонс с войском шел тем временем по суше. Наконец десятого сентября Ферранте смог сообщить папе радостное известие, что Отранто снова в руках христиан. «Это время избавления, – написал Сикст, – время славы, время победы»[828].