Книготорговец из Флоренции

Для многих 1484 год был каким угодно, только не великим. Из-за недорода поднялись цены; «все дорожает», жаловался один флорентиец[882]. Соляная война продолжалась. В Риме семейства Колонна и Орсини возобновили кровавую войну с разрушением дворцов, поджогом конюшен и грабежом церквей. «Я никогда не видел таких беспорядков, – писал один посол. – Весь Рим взялся за оружие»[883]. Летом вернулась чума. Она свирепствовала так, что в некоторых городах власти пошли на крайние меры – запретили публичным женщинам («главным переносчицам заразы», по словам одного разгневанного моралиста) входить в частные дома[884].

Одной из жертв чумы, возможно, стал папа Сикст – он умер в середине августа после недолгой болезни. Напуганные кардиналы, собравшиеся на конклав, подписали обещание, что тот из них, кого изберут папой, щедро выделит остальным загородные дома, «куда они смогут удалиться… дабы избежать чумы»[885]. Став папой, преемник Сикста, взявший имя Иннокентий VIII, немедленно выстроил себе летнюю резиденцию, Бельведерский дворец, на продуваемом свежими ветрами холме с видом на собор Святого Петра.

Другой возможной жертвой чумы того лета стал Фра Доменико. В это время, в середине печатания Фичинова Платона, он исчезает из Сан-Якопо ди Риполи, а равно из исторических документов[886]. К концу июля в монастырь прибыл новый эконом, Фра Винченцо. Не исключено, что Фра Доменико перевели в другой доминиканский монастырь, однако больше никаких записей о нем не обнаружено, так что, скорее всего, он умер тем летом во Флоренции. А если дело было не в чуме, то, возможно, его свели в могилу бешеные темпы и огромный объем работы по публикации Платона[887].

Этот заказ и впрямь создал огромную нагрузку на типографию. С февраля по июль Фра Доменико и его помощники набрали и отпечатали почти две трети книги: двадцать четыре диалога заняли 350 листов, отпечатанных с двух сторон. Это значит, что в монастыре набирали и печатали четыре-пять страниц ежедневно, – такая поразительная скорость подразумевает участие наборщиц-монахинь.

Из-за смерти (либо отъезда) Фра Доменико публикация Платона оказалась под угрозой, и Фичино наверняка места себе не находил от тревоги, поспеет ли книга к долгожданному соединению Юпитера и Сатурна в конце ноября. Оставалось набрать и отпечатать все «Государство», «Федона» и «Федра», а также написанную Фичино биографию Платона и комментарии к «Пиру».

Однако тревожиться не стоило. Фра Винченцо извлек золотые флорины из денежного мешка в «письменном столе Фра Доменико», чтобы заплатить Лоренцо ди Алопа (тот теперь в одиночку руководил производством) и покрыть другие расходы[888]. Бумага продолжала прибывать: шесть тысяч листов 23 августа, еще шесть тысяч через три недели. Печатали, правда, чуть медленнее, примерно полторы страницы в день. Наконец набрали и оттиснули последние двести листов. Филиппо Валори окончательно расплатился с Фра Винченцо в середине сентября, и через месяц-два издание завершили. Фичинов Платон был готов к соединению Юпитера и Сатурна.

«Наш Платон вступил сегодня на наш порог», – радостно сообщил Фичино молодому философу Пико делла Мирандола, недавно прибывшему во Флоренцию[889]. Рьяный гуманист, Пико наверняка удивился, увидев «Opera» («Труды») Платона, как Фичино озаглавил свои переводы. Книга совсем не походила на манускрипт, который Веспасиано сделал для библиотеки в Урбино. Тот был оформлен со всем изяществом: роскошный титульный лист, украшенные розовыми и голубыми цветами инициалы, аккуратные строчки четкой антиквы. «Труды», отпечатанные в типографии Риполи, с их двумя колонками плотного готического шрифта, напоминали что-то из прошлого века – что-то, написанное монахами в полутемном скриптории. Это был не гуманистический стиль, который многие печатники переняли у Веспасиано, скорее «Труды» выглядели как Библия или, по крайней мере, богословский текст. Их, в отличие от гуманистических трактатов, по большей части переписывали либо печатали в две колонки готическим шрифтом (как, например, Библию Гутенберга). В «Трудах» не было и намека на что-нибудь «языческое», никакого духа Античности, которым веяло от стольких рукописных и печатных классических текстов пятнадцатого века.

Фичино не случайно выбрал этот старомодный стиль. «Труды» Платона на самом деле были для него Библией. Он считал диалоги сочинениями не только философскими, но и теологическими, а Платона – крупнейшей фигурой в христианской истории. Во введении он даже высказал мысль, что «волей Всемогущего Господа божественная душа Платона в назначенное время снизошла в мир, дабы своей жизнью, гением и дивным красноречием озарить все народы светом истинной религии»[890].