Книготорговец из Флоренции

Этот готический алфавит создал для Гутенберга Петер Шёффер, писец, обучавшийся в Париже. Шёффер наверняка дивился, глядя, как его каллиграфические готические буквы гравировали на стали, воспроизводили сотнями, собирали в зеркальном отображении и оттискивали на бумаге четкими черными значками.

Гутенберг рассорился с Иоганном Фустом в конце 1454 года, всего за несколько недель до того, как Энеа Сильвио Пикколомини увидел Библии на Франкфуртской ярмарке. На следующий год Фуст вызвал Гутенберга в майнцский суд, чтобы стребовать долг в 2020 гульденов – первоначальные 800 гульденов, затем следующие 800 плюс проценты. Тактика была суровая и даже бесчестная, поскольку по соглашению вернуть надо было лишь 800 гульденов с процентами. Подробности туманны. Единственный сохранившийся документ – нотариальный акт, составленный в ноябре 1455 года, где конспективно изложено решение суда. Кроме того, ни Фуст, ни Гутенберг не хотели раскрывать сущность своего предприятия. По решению суда Гутенберг должен был выплатить Фусту от 1000 до 1250 гульденов, а также, видимо, передать часть шрифта и пресс. Почти все оборудование Гутенберга оказалось у Фуста – вполне возможно, что этого банкир и добивался, когда подавал иск. Он сразу открыл собственную типографию совместно с Петером Шёффером, писцом, разработавшим для Гутенберга 290 букв и знаков препинания. Компаньоны тут же начали планировать следующее издание.

Парадоксальным образом человек, который произвел переворот в способах распространения информации, почти не оставил информации о себе. Мы ничего не знаем о мотивах Гутенберга – почему в 1430-х он начал экспериментировать с подвижным шрифтом и с чего взял, что новый способ производства манускриптов не только возможен, но и желателен. В книжном производстве вроде бы ничего особо улучшать не требовалось. После перехода от свитков к кодексам тысячу лет назад технология изготовления манускриптов существовала без значительных изменений.

Впрочем, кое-какие важные перемены в Средние века и в пятнадцатом столетии все же происходили. Начиная с 1000 года в каждый следующий век создавалось все больше манускриптов, поскольку в эпоху Высокого Средневековья чтение распространилось по всей Европе. Теперь главный спрос на манускрипты создавали не монастыри и другие религиозные учреждения в сельской местности, а новые растущие города, в которых увеличивалось число грамотных и даже появлялись университеты. По оценкам историков, если в одиннадцатом веке в Западной Европе создали 212 000 новых манускриптов, в следующем столетии это число выросло до 768 000. В 1200-х оно подскочило до 1,7 миллиона, в немалой мере из-за появления университетов. И впрямь, за тринадцатый век скопировали больше манускриптов, чем за предыдущие семь столетий, вместе взятые. Примерно полмиллиона из них переписали за тринадцатый век в одной только Франции, бо́льшую часть, без сомнения, в Париже. Потом, несмотря на ужасы Черной смерти, Папского раскола и Столетней войны, в четырнадцатом столетии число новых манускриптов увеличилось до 2,7 миллиона, причем Италия (880 000) обогнала Францию (564 000). В ходе одного статистического исследования выяснили, что за четырнадцатый век производство манускриптов в Италии выросло на 326 процентов. За пятнадцатый век выпустили почти пять миллионов манускриптов – рукописных кодексов, не печатных книг; Италия вновь далеко опередила другие страны. Более того, между 1420-ми и 1450-ми годами производство манускриптов в Западной Европе росло примерно на 40 процентов каждые десять лет[339].

Не только манускриптов копировали все больше, но и сами они становились больше и длиннее, поскольку университетам требовались полные тексты, а не тоненькие сборники отрывков. Резко выросший спрос на манускрипты означал, что писцам нужно работать еще быстрее. Их задачу осложняло то, что самые значительные и популярные книги Средневековья были очень длинными: в «Божественной комедии» Данте 14 255 стихотворных строк, в колоссальной «Сумме теологии» Фомы Аквинского – примерно 900 000 слов (более 5000 страниц в современном пятитомном издании, включающем латинский текст и английский перевод). Мы можем лишь посочувствовать измученному писцу, который в четырнадцатом веке завершил свой труд словами: «Слава Богу, слава Богу и паки слава Богу!»