В прошлом году один смелый новичок умудрился проскользнуть на ярмарку со свежими мексиканскими тамале – и даже, ох! – вегетарианскими тамале с грибами шиитаке и капустой. А на гарнир можно было выбрать салат из капусты, маринованной в лайме. И в салате не было майонеза, только овощи. Эта новость распространилась со скоростью лесного пожара. Дело спорилось. Очередь росла. И как раз в тот момент, когда мы перекраивали наши представления о том, чего теперь можно ожидать на фестивале, организаторы уловили ветер перемен и прикрыли лавочку. Продавцу велели оставить все эти вегетарианские штучки дома. Это же фестиваль овец и шерсти, и здесь должны продавать только тамале с бараниной, без исключений. Посмотрим, разрешат ли им вернуться.
Во время обеда столы, как и скамейки, пользуются повышенным спросом. Вскоре люди расползаются повсюду, где есть тень. Как голуби, мы выстраиваемся под крышами вдоль амбаров. Мы кучкуемся в тенистых местах под деревьями. В некоторые годы жара становится невыносимой – однажды температура перевалила за тридцать градусов. Стоя в амбаре, наполненном шерстью, бок о бок, как сельди в бочке, легко задаться вопросом, а не сошел ли ты с ума. Но в другие годы приятный ветерок средних широт развевал флаги.
К полудню толпа, крахмал и сахар начинают пагубно сказываться даже на самых стойких и здоровых. Мы искусственно тупеем, становимся неспособными ясно мыслить или принимать мудрые решения. Продавцы любят это время дня. Остатки очередей переключаются на мороженое, газировку или растворимый кофе в пластиковых стаканчиках – все что угодно, где есть сахар или кофеин, которые, как мы ошибочно полагаем, дадут нам больше энергии.
Когда наступает ступор, я иду за помощью к животным. Вот где я могу прикоснуться к живой шерсти. И это не просто один или два экземпляра разных пород, а в общей сложности обычно представители до сорока пород – полный спектр от пушистых белоснежных тонкошерстых до кудрявых длинношерстных и аборигенных грубошерстных овец. Их блеяние превращается в развлечение, пронзительная настойчивость ягненка или глубокая гортанная отрыжка барана породы ромни. Один за другим мы все начинаем им подражать.
Овцы здесь для того, чтобы их продемонстрировать, оценить и продать. Как правило, им слишком жарко, они нервничают, но не обращают внимания на людскую возню, их не впечатляет количество мотков, которые вы купили, или голубая лента за флис коридейл,[20]
которую вам удалось заполучить на шоу по продаже флиса. И твое сожаление по поводу последней порции картофеля фри останется совершенно незамеченным. Именно поэтому хлев с овцами – это прекрасное место.Более общительные овцы будут подходить ко всем протянутым пальцам, принюхиваясь, чтобы понять, есть ли какое-нибудь угощение. Иногда они даже прислоняются к воротам, чтобы можно было почесать им щеки. Здесь вы общаетесь с другими людьми, которые пришли за тем же утешением. Посещение хлева с овцами восстанавливает веру и чувство порядка в мире.
В более тихих амбарах глаза уже способны рассмотреть, во что одеты собратья по фестивалю. Такие мероприятия, как в Мэриленде, дают нам редкую, столь необходимую возможность показать свою работу коллегам, которые ее оценят. Единственная проблема – это климат. Это же Мэриленд, в мае носить вязаный свитер – глупо. Те, кто не вяжет легкие топы из хлопка или льна, предпочтут вместо этого украсить свои плечи платком или шалью. Некоторые самые потрясающие кружева, которые я когда-либо видела, встречались мне именно на Мэрилендском фестивале овец и шерсти.
На ярмарке любой вязаный предмет одежды – отличный повод для разговора. Легкое похлопывание по плечу: «Простите, что это за шаль?» – неизбежно приводит к дружеской беседе с незнакомцем. Такие знакомства за пределами ярмарочной площади немного рискованны. Однажды я до смерти напугала женщину в местном мексиканском ресторанчике, когда коснулась ее рукава и сказала: «Это же O-Wool Balance! Моя любимая пряжа!»
Мы похожи на детей в едущей машине, которые вертят головами по сторонам, но не отводят взгляд.
Мэриленд – это долгий путь из Мэна ради двух дней. Это слишком большие расходы на мероприятие, которое очень мало меняется из года в год. Но все же я всегда приезжаю. Мои бабушка и дедушка жили в Мэриленде, сразу за рекой Потомак, недалеко от Вашингтона. У них был крошечный сказочный домик, скрытый в лесу, со всех сторон окруженный застройкой. После их смерти домик тут же снесли, чтобы включить участок в прибрежный курорт и мини-город стоимостью четыре миллиарда долларов. Мы все были убиты горем. У меня осталось ощущение, что не все дела здесь завершены, и ярмарка дает мне повод возвращаться сюда снова и снова. Каждый раз я встречаю здесь все новых призраков прошлого и покидаю это место более свободной, умиротворенной.