Книтландия. Огромный мир глазами вязальщицы

Время от времени нас прерывает смех в соседней комнате, которую тоже два года подряд занимает моя коллега, преподавательница и необыкновенно юморная особа Эми Дитжен. Мне приходится прервать перешептывание двух студентов, сидящих сзади. Кто-то поднимает руку и просит разрешения выйти в туалет. Я киваю. Еще кому-нибудь надо выйти? Руки взлетают вверх. Мы объявляем десятиминутный перерыв, который превращается в пятнадцатиминутный, пока не возвращается последний студент, нагруженный сумками с пряжей, еще одна жертва рынка.

Продолжаем урок. Студенты очень сообразительные. Они идут в ногу, иногда забегая вперед и задавая вопросы, которые ведут, как по команде, к тому, о чем я как раз собиралась рассказывать дальше. Сегодня прекрасное утро. Мы заканчиваем в тот момент, когда в животе начинает урчать. Некоторые бегут на рынок или занимают очередь на обед. Некоторые задерживаются, чтобы задать вопросы. Другие предлагают помочь мне сортировать и складывать вязаные образцы. Наконец они уходят, я делаю глубокий вдох, вытираю с доски, складываю свои вещи и тоже отправляюсь на обед.

Длинная очередь в столовой движется быстро. Выбор сандвичей разнообразен: с ветчиной, с индейкой, с ростбифом или с сыром – для вегетарианцев. Я выбираю белую картонную коробку с надписью «индейка», беру бутылку воды и ищу место, куда можно сесть.

Замечаю несколько знакомых лиц, но все места за их столиками заняты. «Прости», – пожимают плечами они, а потом возвращаются к своей компании. Иду дальше мимо столиков друзей, замкнутых кругов, все смотрят на меня. За большим столом замечаю двух незнакомцев. «Можно к вам?» Они кивают. Я сажусь и улыбаюсь. Они встают и уходят. Ем свой обед в одиночестве.

Кроме сэндвича с индейкой на белом хлебе, в коробке лежат пакетики горчицы и майонеза, маленький пакетик картофельных чипсов Lay`s, ярко-красное яблоко и шоколадное печенье в упаковке. На дне коробки дополнительные салфетки. Я удивляюсь, почему мама не положила, как обычно, термос с чечевичным супом или остатками китайской еды, но, посмотрев на часы, вижу, что пора на занятие.

Когда я возвращаюсь в свой класс, меня уже ждут самые нетерпеливые трудяжки. Одна положила мне на стол яблоко – мысленно ставлю звездочку рядом с ее именем в списке посещаемости. Прочие вежливо копаются в моих контрольных образцах и узорах, не в силах устоять перед соблазном кипы вязаных вещей.

Вторая половина дня – это повторение утра, но примерно к трем часам дня группу охватывает вялое отупение. Глаза стекленеют. Взгляд Элеоноры выражает неодобрение. Даже Зора больше не болтает. «Как вы считаете, это хорошее прядение?» Кажется, это спрашивает Ганди, ловко демонстрируя, как на самом деле следует прясть хлопок. Я слышу слабое тик-таканье часов сквозь раздражающее монотонное бубнение и вдруг осознаю, что это мой собственный голос. Оглядываюсь на недопитый кофе в кружке.

Наконец раздается звонок, и занятие окончено. Кто-то вылетает пулей, надеясь по пути успеть сделать еще один заход на рынок. Некоторые выстраиваются в очередь с вопросами или комментариями, с прекрасными историями или с одной из моих книг для автографа. Некоторые приносят таинственные мотки – «Не могли бы вы сказать мне, что это такое?» – или сумки с шерстью их овец, или овец их друзей, или овец друзей их покойной бабушки, надеясь, что я смогу идентифицировать эту шерсть или, по крайней мере, похвалить их за то, что они предусмотрительно хранили ее все эти годы. Студентка, подарившая мне яблоко, стоит возле стола и аккуратно складывает образцы, сортируя их по размеру, засовывая в пакеты и упаковывая в мой чемодан, даже без моих просьб. Мысленно ставлю ей пятерку за семестр.

У нас есть пятнадцать минут, чтобы собрать вещи и покинуть школу до того, как часы пробьют 16:45. Ставлю стулья на место, в последний раз вытираю доску, возвращаю недопитую кружку кофе на законное место на столе. Больше медлить нельзя, или я опоздаю.

Колеса чемодана жалобно скрипят по глянцевому линолеуму. Когда-то оживленные классы теперь темны и пусты, продавцы упаковали свои вещи и ушли. У входа автобус нетерпеливо тарахтит в ожидании, пока в него не заберется последний преподаватель.