Я заметила Констанцию Пул в сопровождении девушек из клуба, краем глаза смотрящих на мужчин, с которыми говорила сама хозяйка. Сегодня на ней было стильное платье грушевого цвета с шелковым поясом, подчеркивающим тонкую талию. Волосы идеально уложены и перевязаны зелеными лентами. Она разговаривала с двумя лесорубами, которые внимательно ее слушали, стараясь не упустить ни единого слова.
Я взглянула на стол и задумалась, какой пирог принадлежал ей и сколько за него могли дать. Вспомнила свой собственный десерт с привкусом сладкого сорго и маслянистой посыпкой, которым время от времени баловала отца. На секунду мне даже представился мужчина, делающий ставку. Наружу проскользнул смешок. Пришлось даже прикрыть рот рукой. Хотя со смертью мамы испарилась и радость. Испытывая давно забытое чувство веселья, казалось, будто я нагло похищала его у других людей. И снова раздался смех, уже громче в этот раз.
Юния всхрапнула, осуждая мое игривое настроение. Я шикнула ей в ответ и повернулась обратно к витрине.
Харриетт стояла в углу, держа за руку своего двоюродного брата. Край ее откровенного платья доходил лишь до колен, выставляя напоказ обнаженные ноги.
Кто-то пропел строчку из «малышки Лизы Джейн», которую тут же подхватили скрипачи. Все выстроились в два ряда. С одной стороны стояли девушки, с другой – мужчины. Люди выходили в центр по двое, приветствовали друг друга реверансом и поклоном соответственно, брались за руки и начинали кружиться, хлопая в ладоши и отбивая ногами по полу. То же самое делала следующая пара, и так по очереди.
Все было как во сне или рекламе городского журнала с глянцевой обложкой. Положив подбородок на подоконник, я прижалась ближе к стеклу.
Скрипачи заиграли уже другую, более спокойную и нежную мелодию в унисон со звуками арфы, создавая романтическую атмосферу для разошедшихся по углам магазина юношей и девушек.
Музыка добралась и до моих ног. Хлопающие ладони сотрясали теплый воздух. Мне хотелось кружиться и танцевать, как родители, когда к нам на крыльцо заглядывал дядя со скрипкой в руках. В самом конце он специально замедлял мелодию, давая маме возможность спеть одну старинную французскую колыбельную: «Au Clair de la Lune». Ее голос сотрясал сырой вечерний воздух, проливаясь на подступающую темноту. Я любила повторять за ней красивые французские слова, а отец грубым голосом подхватывал припев, аккомпанируя нам переводом на другой язык. Когда он заканчивал, у мамы всегда были слезы на глазах.
Я забыла обо всем, погрузившись с головой в этот грандиозный праздник с красиво одетыми людьми и приятной музыкой. За свои девятнадцать лет мне еще никогда не доводилось видеть что-либо подобное. Даже представить себе не могла всю торжественность Сладких танцев, о которых без умолку трещали Юла и Харриетт. Трудно поверить, что все это происходило именно у нас в Беспокойном ручье.
Приклеившись к витрине, я заметила, как он подкрался ко мне сзади, но было уже поздно. Его горячее дыхание обжигало щеку, а большие руки обжимали тело и грудь. Мой крик сливался с ревом мула.
Пьяный мужчина прижался к спине, пробурчав мне в ухо:
– Что это у нас тут делает такая красавица? Еще и в одиночестве.
– Отстань от меня! – Я попробовала вырваться, но он лишь усилил хватку. К горлу подступил ком ужаса и паники, на вкус отдающий желчью.
– Так не поступают с друзьями, которым хочется немного пирога.
– Отпустите меня. Пожалуйста! – Я снова попыталась оттолкнуть его и сбежать. Он лишь сильнее придавил меня к стене.
Юния брыкалась, стараясь порвать привязь и прибежать на выручку. Ее крик заглушал музыку. Она бы точно убила его.
Я снова крикнула и дернулась в сторону. Он прижал мое лицо к стене, ударил по голове и заткнул рот рукой, опустив другую ниже пояса.
– Порадуй старика Аллена своим сладеньким пирожком.
Послышался глухой стук, и насильник отступил, упав на землю. Я развернулась и увидела, как он, схватившись за голову, корчился от боли в грязи.
Рядом с ружьем в руках стоял шериф Дейви Кимбо.
Я прижалась к стене, на которую падала тень.
– Аллен Томпсон, у тебя есть одна минута, чтобы поднять свою пьяную задницу и дотащить ее до Рваного копыта. Еще раз попадешься мне на глаза – окажешься в тюрьме. – Шериф сильно пнул пьянчугу в область между ног и ударил прикладом ладонь. – Подонок.
Крик Юнии поглощал ночной воздух. Она успокаивалась, но все еще тряслась.
Мужчина с большим трудом поднялся, взявшись одной трясущейся рукой за затылок, а другой – за пах. Шатаясь из стороны в сторону, он стал приближаться ко мне. При виде моего лица вытаращил большие уродливые глаза, залитые красной пеленой, и закричал, тыча пальцем:
– Ты! Черт возьми, цирковой уродец! – Он сплюнул. Капли изо рта попали мне на грудь. Я закрыла лицо руками и прижалась к стене, стараясь сделаться невидимкой.