– Мне этого никогда не понять. Они в телевизоре все такие одинаковые. В трусах…
– Ну, тогда и не надо загружать себе голову, – Катерина махнула рукой и взялась за ополовиненную бутылку вина. – Давай лучше выпьем за наших мужей
– Нет, – мотнула головой захмелевшая Вера. – Я хочу выпить исключительно за Вадика. Он меня сегодня просто очаровал своей гитарой.
– Разве я тебе раньше не говорила?
– Может и говорила, но я или неправильно тебя поняла, или просто не придала этому значения. Во всяком случае, я никогда бы не подумала, что он играет так профессионально. Я на самом деле очень люблю гитарную классику. Все эти фламенки и пако-де-лусия… Мы в прошлом году с Севастьяновым в Мадриде были на концерте испанского трио,… не помню, как называется,… и это представление произвело на нас обоих неизгладимое впечатление. Не-из-гладимое! Даже Севастьянов прослезился. Я от него такого не ожидала…
– Он тоже у тебя хороший, – Катерина отчего-то растрогалась и погладила Веру по руке.
– Кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку…
– Да нет же, Вер. Мне действительно очень нравится твой Коля.
– Тогда давай поменяемся на годик! Я хоть сейчас готова тебе уступить это сокровище…
– Ой ли, Вера?! Да ты за год засохнешь с Вадиком. Он за день может ни слова не произнести.
– Это как раз то, что мне нужно. Гогоканье Севастьянова за пятнадцать лет уже опостылело. Хочется иногда тишины.
– Ты сама себе врешь, дорогая моя. Вы же любите друг друга. Это за версту видно.
– И вы любите, только у вас обоих глаз замылился.
Катерина загадочно улыбнулась и потупила взгляд.
– У меня он уже размылился, – произнесла она.
Это откровение было совершенно неожиданным для Веры. Она внимательно посмотрела на подругу. Еще в прошлый их приезд сюда, Катерина жаловалась ей, что устала, что не видит просвета в их с Вадиком отношениях, что подумывает о разводе. Только сейчас она заметила, что Катерина за последний месяц сильно изменилась. Пропала злость во взгляде и жесткость в словах, она стала более женственна, появилась умиротворенность.
– Когда же это случилось? – спросила Вера.
– Что случилось?
– Это самое. Размыливание.
– Я и сама не заметила. Вдруг ни с того ни с сего почувствовала себя счастливой и поняла, что ничего лучше в моей жизни быть не может, чем Вадик, Анюта, вот этот дом и много разных мелочей, которые я раньше просто не замечала… Я поняла, что мы все родные друг другу, а родные не могут быть чужими… Вот, – глаза у Катерины заблестели. Она смутилась высокопарности своих слов.
– Слушай, Кать, – вдруг поняла Вера. – А ты часом не беременная?
Катерина опять засмеялась.
– Не знаю… Все может быть…
Анюта после чая с тортом сказала маме, что хочет спать, и поднялась на второй этаж. Но спать она не собиралась. Воодушевление, которое охватило ее во время игры с папой, до сих пор будоражило ее.
– Спасибо, Снеговичок, за помощь, – поблагодарила она.
– Я тебе почти не помогал, – тут же отозвался Снеговик. – Я только два раза подсказал нужную ноту. Ты замечательно играла.
– Все равно, без тебя ничего этого не было бы. Ни папиной гитары, ни моей скрипки. Мне жаль, что ты не сможешь остаться со мной навсегда.
– Мне тоже жалко, но таков Кодекс, – Анюте показалось, что голос у Снеговика погрустнел. – Повернись на правый бок и не тревожь себя тяжелыми мыслями. Уже поздно.
Но девочка не хотела спать. И хотя она уже легла и накрылась одеялом, ей еще хотелось поговорить.
– Кто придумал этот Кодекс? – спросила она.
– Я не знаю.
– Я думала, что ты все знаешь.
– Увы, это не так. Кодекс не дает ответов на многие мои вопросы.
– На какие еще?
– На многие… Например, я не знаю, кто я такой и зачем я такой.
– Ты же Снеговик.
– Но я не простой снеговик. Я только похож на снеговика, а внутри я одушевленное существо, наделенное силой и имеющее какую-то конечную цель. Правда, в Кодексе говорится, что снеговик – это утерянная ветвь в эволюции человека, но я до сих пор так и не выяснил, что это значит. Есть только версии и догадки…
– Какие догадки?
– Возможно, имеется в виду, что человек в какой-то момент своего развития пошел по одному пути, а мог бы пойти по другому и тогда бы стал таким, как я.
– Снежным человеком?
– Не совсем так, но в некотором смысле он был бы похож на меня. Ты же знаешь, когда обезьяна стала человеком?
– Когда взяла в руки палку. Нам про это на природоведении рассказывали. Обезьяне нужно было сбить с дерева банан, и она взяла палку.
– Правильно. А теперь подумай, что бы произошло, если бы она не брала палку, а попыталась понять суть банана, не прикасаясь к нему?
– Не знаю, что такое «суть банана», но она осталась бы голодной.
– И это верно. В первый день и во второй день она поголодала бы, а потом, кто знает, научилась бы слышать деревья, питаться солнечным светом и разгадывать будущее.
– Как ты?
– Как я. Это называется созерцательная природа. А обезьяна выбрала активную природу.