Майкл Джексон тогда пребывал на пике славы, и Лола, отдавая звезде должное, вышел весь в кудряшках, черных очках и с белой перчаткой на одной руке. На нем были сверкающие легинсы из спандекса, блестящие черные высокие ботинки и блуза с открытыми плечами. В черных кудрях поблескивали тяжелые серьги, а по руке скользила вверх-вниз связка тяжелых браслетов. Юнцы за столиками напротив сцены хлопали и свистели, а Лола исполнял энергичную, но какую-то бездушную версию знаменитых танцевальных «шагов» и движений Майкла Джексона. За «Билли Джин» последовал «Ловкий преступник», далее – «Макартур парк». Лола менял костюмы, что всякий раз встречало аплодисменты и свист зрителей.
Пул взял со стола сложенную карточку для заявок, расправил ее и написал: «Мне нравится ваше выступление. Быть может, вы не откажетесь поговорить со мной о старом друге с Бугис-стрит?» Он поднял руку, официантка забрала у него бланк и спустилась по ступенькам, чтобы пройти между столиками к сцене и передать послание Лоле.
Продолжая петь «Вот тебе мое слово» и одетый на этот раз в красную блузу с длинными рукавами, с ожерельем из тяжелых стеклянных пурпурных бусин на шее, Лола выхватил карточку у официантки и кокетливо покрутил ее в пальцах, прежде чем раскрыть. Лицо его застыло не более чем на полсекунды, прежде чем он закружился, притопнул ногой, вытянул руки и, погремев браслетами, пропел: «Вот тебе мое слово!»
Спустя почти час Лола покинул сцену, кланяясь и рассылая воздушные поцелуи. Ребята «из Массачусетского технологического института» аплодировали стоя. Музыканты тоже попрощались, отвесив комично низкий поклон.
Свет на сцене погас, и Пул попросил рассчитать его. Несколько молодых китайцев собрались вокруг двери со стороны сцены, и кто-то время от времени открывал ее, запуская одних и выпуская других.
Когда молодежь разошлась – кто-то ушел, кто-то вернулся на свои места за столиками в ожидании продолжения шоу, – Пул постучал в тонкую черную дверь выхода со сцены. Она распахнулась. В маленьком помещении было сильно накурено. Сидевшие на полу и на каком-то древнем диване музыканты обратили взгляды на вошедшего. В комнате пахло табаком, потом и гримом. Лола полуобернулся от зеркала и воззрился на Майкла из-под полотенца, покрывавшего голову. В одной руке он держал плоский футляр с черной пудрой, в другой – кисть для бровей.
Пул вошел в комнату.
– Дверь за собой закройте, – попросил один из музыкантов.
– Вы хотели видеть меня? – спросил Лола.
– Очень понравилось ваше выступление, – сказал Пул. Он шагнул вперед. Пухлый конгуэро подтянул под себя ноги, дав возможность Майклу продвинуться еще на шаг. Лола улыбнулся и стянул с головы полотенце.
Он был заметно меньше ростом и старше, чем казался на сцене. На женственном лице под макияжем проступала сетка мелких морщинок. Усталые глаза смотрели настороженно. В упругих пружинках волос еще поблескивал пот. В ответ на комплимент он кивнул и отвернулся к зеркалу.
– Это я прислал записку о Бугис-стрит, – сказал Майкл.
Лола отвел руку от глаз и, чуть повернув голову, искоса посмотрел на Майкла.
– У вас найдется минутка?
– Что-то не припоминаю, чтобы видел вас раньше, – Лола говорил по-английски почти без акцента.
– В Сингапуре я впервые.
– И у вас ко мне, похоже, что-то
Один из музыкантов грубо загоготал.
– О вас мне рассказал человек по имени Билли, – продолжил Пул. Его не оставляло ощущение, будто что-то ускользает от него, некий секрет, который известен остальным, но не ему.
– А на что вам Билли, чем вы с ним занимались? Искали развлечений? Надеюсь, поиск принес удачу?
– Искал. Писателя по имени Тим Андерхилл, – ответил Пул.
Лола напугал его, так резко захлопнув сундучок с косметикой, что из него вырвалось тусклое облачко пудры.
– Видите ли… Я думал, что готов к этому, но оказался не готов.
«Готов – к чему „этому“?» – подумал Пул, а вслух проговорил:
– Билли сказал, что вы, должно быть, знали Андерхилла или, возможно, знаете, где он сейчас.
– Ну, во всяком случае, здесь его нет, – Лола шагнул к Майку. – И говорить об этом я больше не желаю. У меня еще одно отделение. Оставьте меня в покое.
Музыканты наблюдали за ними с добродушным безразличием.
– Мне нужна ваша помощь, – попросил Пул.
– Кто вы – коп? Или он должен вам денег?
– Меня зовут Майкл Пул. Я врач. Когда-то я был его другом.
Лола прижал ладони ко лбу. Весь его вид говорил о том, что единственное, чего он сейчас хочет, – чтобы Майкл Пул, привидевшийся ему в дурном сне, просто исчез. Отняв ладони ото лба, он закатил глаза.
– О господи, начинается… – он повернулся к конгуэро. – Знаешь такого – Тима Андерхилла?
Музыкант отрицательно помотал головой.
– И вы не бывали на Бугис-стрит в начале семидесятых?
– Тогда мы работали в Маниле, – сказал конгуэро. – В семидесятом назывались «Кадиллаки». Играли в Субик-Бэе[88]
.– Да мы там во всех кабаках играли, – вступил в разговор клавишник. – Эх, классное было времечко. Мы имели все, чего душа желала.
– «Дэнни бой», – добавил клавишник.
– «Дэнни бой». Моряки все заказывали эту песню[89]
.