– В общем, мой старый друг сообщает мне, что Дами-Тамбурини задумал меня разорить. А у Мирайдзин чуть раньше поднялась температура, и я сомневался, ехать или не ехать в тот вечер. Как вы думаете, что в подобных случаях делает человек?
– Что?
– Садится и уезжает, вот что он делает. А потом, назавтра, на свежую голову обдумывает, как обстоят дела. Правильно?
– Совершенно верно.
– Пытается понять, правда или нет, что его постоянный партнер нанял профессионала, желая его разорить. И в данном случае возникает еще один вопрос: почему? Но на свежую голову, по здравом размышлении. Верно?
– Верно.
– Для меня – нет.
– Вы остались?
– Да, я остался играть.
– И выиграли невероятную сумму.
– Да.
– Выиграли у своего напарника по теннису или у своего старого друга?
– У своего напарника по теннису, того, который хотел видеть мои слезы. Я был в шаге от полного краха. В крошечном шажке.
– То есть?
– Я поставил на сумму, которой у меня нет.
– Сколько?
– Не скажу, мне неловко. У меня таких денег не было и нет, и, проиграй я, мне пришлось бы несладко.
– Но вы же не проиграли?
– Нет. У меня был бубновый валет против валета треф.
– Во что вы играли?
– В «Техасский холдем».
– Что это?
– Покер по-техасски.
– Сильно отличается от обычного покера?
– Ну, в общем, немного усложнен. У каждого игрока две закрытые карты и пять открытых, то есть общих.
– Что-то вроде «телезины».
– Да. Разновидность.
– «Телезины» или «терезины»? Я так и не понял.
– Думаю, обеих. Это итальянские искажения «Теннесси», ее американского названия.
– В самом деле?
– Да. В Америке в покер играют в разных штатах по-разному. Техасский вариант наиболее распространенный. Разработан специально для контроля за выигрышами и проигрышами, чтобы люди не разорялись, как частенько случается в Теннесси. Но вчера ночью это не сработало. Вчера ночью я был в шаге от краха.
– Но потом все же выиграли.
– Да. Крах потерпел Дами-Тамбурини. Он стал проигрывать и требовал переиграть партию в надежде отыграться, и опять проигрывал и требовал переигрывать, и так раз за разом, пока мы не остались с ним один на один, это была наша игра, наш личный счет. Я играл без остановок, без передышки. За двадцать минут, даже меньше, за четверть часа я выиграл уйму денег.
– Сколько?
– Мне неловко признаться и в этом.
– Почему? Вы же не проиграли их.
– Я их не проиграл, но все равно в этом деле замешан.
– Сколько?
– Восемьсот сорок тысяч.
– С ума сойти!
– Еще бы, удваивая ставки…
– А у вашего друга есть такие деньги?
– Найдутся. Его семья владеет инвестиционным банком, землями, виноградниками, минеральной водой, недвижимостью… Но я от них отказался. И поэтому звоню вам.
– Как отказался? Почему?
– Потому что их слишком много. Что с ними делать? Там был и нотариус, который всегда к услугам в случаях крупных проигрышей, но и он оказался в тупике, не знал, как выкрутиться.
– То есть вы выиграли восемьсот тысяч евро и оставили их там?
– Восемьсот сорок тысяч. Да.
– Черт побери…
– Вы считаете меня сумасшедшим?
– Да нет. Просто необычно.
– Я их не взял, но попросил кое-что взамен.
– И что же вы попросили?
– Видите, доктор Каррадори, был рассвет, в соседней комнате в гамаке спала Мирайдзин, я дал ей таблетку тахипирина. Я выдохся, четверо находившихся рядом выдохлись еще больше. Через два часа я должен был быть в больнице на работе. На столе валялись карты – гибель того, кто шестью часами раньше был моим другом…
– И что же? Что вы попросили взамен?
– Вдобавок я сгорал от стыда за все, что наделал. За то, что поехал играть, несмотря на поднявшуюся у Мирайдзин температуру. За то, что не вернулся домой, когда меня настоятельно просили. За то, что вошел в раж, когда проигрывал, и вовремя не остановился, как делаю обычно. За то, что еще больше разошелся, когда стал выигрывать, выигрывать, выигрывать, пока не дошел до абсурда, выиграв эту сумму.
– Ну хорошо, это был шок. Что же вы попросили взамен?
– Мне было стыдно за то, что я играю, за то, кто я есть, за то, как прошла моя жизнь. За то, что я потерял всех, кого любил, потому что, как ни крути, все они ушли, доктор Каррадори, все, никого не осталось…
– Мы говорили, что есть ребенок.
– Я стыдился и за внучку, оставленную в гамаке: я стыдился, и мне было жаль себя, нестерпимо, до ужаса. И сделал то, что ни один игрок никогда не сделает.
– И что же именно?
– Я рассказал все то, что рассказываю вам сейчас, тем четырем несчастным, которым, несомненно, было так же стыдно, как и мне. Я сказал и о другом, о чем не часто говорят за игорным столом, но что испытывают все.
– То есть?
– Я сказал, что по мере того, как я выигрывал эти деньги, моя жизнь, которую я веду сейчас, становилась все более убогой. Я выиграл пятьдесят тысяч евро и решил, что куплю себе новую машину, потому что моя нынешняя внезапно показалась мне рухлядью. Но прежде я никогда не думал, что езжу на развалюхе. Понимаете?
– Понимаю.