Колючий мед

– Да, Бу Бикс – имя выдуманное. Оно звучало тогда на современный лад и обладало каким-то лоском.

– Вы хотите сказать, что на самом деле его звали по-другому?

– Да, конечно. Его звали Бу-Ивар Аксельссон. Я очень хорошо это помню, потому что мы с ним однофамильцы и нас с отцом немного задело то, что он считал свою фамилию недостаточно красивой. Это имя мне потом больше нигде не встречалось, но, может, этого и не стоило ожидать. Художники ведь заняты своим делом. Я не знаю, как потом сложилась его творческая карьера, но, кажется, кто-то говорил, что впоследствии он открыл багетную мастерскую.

– Бу-Ивар Аксельссон, – повторяю я.

– Точно. Я помню, что скульптура была красивая. Вода лилась из колючек большого шарика чертополоха. Он был отлит из бронзы и долго там стоял, хотя распылитель сломался. Я не знаю, что стало со скульптурой потом.

– Она пропала при переезде, – говорю я.

– Вот как, очень жаль. Надеюсь, ее найдут.

Дама покашливает.

– Не знаю, помогут ли вам эти сведения, но я все равно решила позвонить. Ведь никогда не знаешь наверняка, вдруг от информации будет какая-то польза.

– Вы очень помогли мне, – говорю я. – Огромное спасибо!

– Вам спасибо. Желаю вам его найти!

Закончив разговор, начинаю шарить в поисках списка учеников художественной школы, который я положила в стопку бумаг на письменном столе. В конце концов нахожу его. Имя указано в списке, черным по белому.

Бу-Ивар Аксельссон. Не понимаю, как я сама раньше не связала одно с другим. Похоже, я лишилась основных аналитических способностей.

Быстро вбиваю в странице поиска телефонный справочник и нетерпеливо жду, когда откроется страница. Дрожащими пальцами вбиваю имя: «Бу-Ивар Аксельссон». Всего два результата. Один не подходит по возрасту; второму восемьдесят четыре года, проживает в Гётеборге.

Указан номер мастерской «Ласточкин багет».

1955

Открыв дверь, Франси впускает Веронику в комнату. С потолка свисает выкрашенная в синий цвет птичья клетка, из которой торчит горшок с комнатным растением. Последний раз, когда Вероника заглядывала сюда, это украшение интерьера отсутствовало, но Франси всегда была полна подобных оригинальных идей. На спинке кровати висит красная велосипедная корзинка, в ней лежит только что начатое вязанье. Скорее всего, Франси никогда его не закончит. Она очень многое начинала и бросала. В прошлом году купила губную гармошку, но та ей быстро наскучила. Еще раньше ее увлекало шитье и вышивка этнических узоров. Увлечение – это слово Франси сама часто использовала: увлечься чем-то или кем-то. Она увлекалась всем подряд. В данный момент – Мэрилин Монро. Вероника понимала, что их роли больше уже не станут распределяться привычным образом: Франси реализует очередные выдумки, Вероника в восхищении наблюдает за ней.

От этой мысли ей стало немного грустно.

Завтра они с Бу уедут в Гётеборг. Бу купил билеты на поезд, который отправляется в 6.05. Вероника все еще ни слова не сказала матери. Она собиралась написать ей письмо и оставить в холле на письменном столе. Тогда мать увидит его не раньше, чем проснется завтра утром в половине седьмого. К тому моменту поезд проедет Хальмстад, и их уже будет не остановить.

При мысли о письме внутри все сжимается, но Вероника пытается не обращать на это внимания. Вещи уже упакованы – все, что она хотела взять с собой, поместилось в одну парусиновую сумку. Вначале она не знала, какие вещи ей брать. Что понадобится в новой жизни? В конце концов затолкала лишь самое необходимое: белье, несколько платьев, чулки, зубную щетку, расческу и пару книг. Если все сложится, за оставшимися вещами можно потом будет послать. Она осторожно присела на небрежно заправленную кровать. От волнения пересохло во рту.

Пустыми обещаниями
Кормил меня ты зря
Тебя устала слушать я
Сбежала за моря.

Из приемника лилась песня, и Франси подпевала, хотя голос у нее напрочь отсутствовал. Франси обладала способностью плевать на то, что думают другие, чему Вероника искренне завидовала. Сейчас она впервые в жизни сама собиралась так поступить. Причем задуманное Вероникой куда серьезнее, чем горланить старый шлягер. Взяв щетку с туалетного столика, Франси несколько раз провела ею по волосам. Общение с сестрой часто превращалось в разговор с ее отражением в зеркале. Франси постоянно созерцала себя то в карманном зеркальце, то в зеркале в ванной комнате, то в большом зеркале на стене холла, а Вероника стояла позади, пытаясь поймать ее взгляд в те редкие секунды, когда сестра отрывала его от собственной персоны. Но бывали и другие моменты. Вероника вспомнила, как много раз на уединенном пляже Франси с твердой настойчивостью выдавливала ей прыщи на спине или растирала ее водорослями, как в модных банях. Как они ездили на велосипедах за копченой рыбой в Катвик и сразу съедали, развернув промасленную газетную бумагу, в которую она была упакована. Как купались вместе и как Франси научила ее нырять с мостков. Откашлявшись, Вероника уже открыла рот, чтобы начать разговор, но Франси опередила ее: