Колючий мед

– Да, она умерла в одночасье от инфаркта, когда ей было всего шестьдесят три. Ее дочь живет сейчас в Австралии, но связи с ней я не поддерживаю. Здесь Бу сидит в центре. – Вероника на мгновенье умолкает. – Солнце светило постоянно, но я не припомню, чтобы мы хоть раз обгорели. А мы могли лежать и загорать все дни напролет. Бу, конечно, приходилось иногда работать в мастерской, он должен был закончить скульптуру, ради которой приехал.

– Он создавал скульптуру? – переспрашиваю я.

– Да, Бу получил стипендию от Академии художеств, потому и приехал. Предполагалось, что он вылепит уличную скульптуру для муниципалитета в Лахольме, но ее было никак не закончить из-за возникших проблем. Местный художник пустил его поработать в свою мастерскую. Конечно, на Бу лежал огромный груз ответственности.

– А что это за скульптура? – интересуюсь я.

– Вначале планы были грандиозными. Он хотел изобразить две геометрические фигуры – куб и пирамиду, символизирующие мужчину и женщину, но реализовать концепцию оказалось сложно. Поддавшись поветрию пятидесятых, Бу увлекался абстракционизмом и модернизмом. Многие тогда заигрывали с геометрией.

– А вы знаете, где она сейчас находится?

– Стоит в Лахольме.

Вероника отпивает глоток напитка.

– Однажды, много лет спустя, я совершенно случайно увидела ее, когда мы с Уно ездили на концерт. Мы сидели на скамейке, и вдруг – эта скульптура. С табличкой, все как полагается. Я остолбенела, увидев ее, – ведь я никогда не думала, что он прислушается к моим словам.

– Что вы имеете в виду? Что вы ему сказали? – Я вопросительно смотрю на нее.

Вероника проводит тыльной стороной ладони по подбородку. Пальцы немного дрожат.

– Сколько времени?

– Половина двенадцатого, – отвечаю я.

– Значит, обед принесут с минуты на минуту. Я пока достану салат, что со вчерашнего дня остался. Стараюсь в каждый прием пищи есть свежие и маринованные овощи, это полезно для желудка.

Вероника встает, опершись на стол.

– Можно я задам вам еще всего один вопрос? – прошу я. – Вы совсем не знаете, где он может сейчас находиться?

Она смотрит на меня обеспокоенно, будто внезапно испугавшись.

– Нет. Вам лучше сейчас уйти. Я предпочитаю есть в одиночестве. Можете вернуться после обеда или завтра.

– Хорошо, – нехотя поднявшись, откланиваюсь.

* * *

Я не уверена, выключила ли плиту, когда уезжала из дома. Мусор почти точно вынесла, а вот окно с южной стороны шторами не занавесила. Цветы, скорее всего, уже погибли от жары, ну и ладно. За последние девять месяцев я с трудом поддерживала в них жизнь. Поливала просто потому, что смотреть, как они погибают, а потом выбрасывать их было бы еще тяжелее. На самом деле я могла бы сесть на поезд уже сегодня после обеда и сварганить статью по пути домой. Я делала так раньше. Материал скудный, но его всегда можно дополнить потом вопросами, рамочкой со справкой по освещаемой теме и благодушными описаниями обстановки.

Но что-то меня удерживает. В четырех стенах квартиры Вероники, оклеенных старомодными обоями, на третьем этаже дома престарелых я впервые за долгие месяцы ощутила некое подобие покоя. Черт его знает почему. Здесь в коридорах пахнет едой, и много другого удручающего. Или такого, что должно бы удручать.

Открываю прейскурант, лежащий на сундуке в ногах кровати в моем номере. Проживание с полупансионом стоит одну тысячу двести крон в сутки[11]. Немалая сумма. Через мобильный проверяю остаток на банковском счете. Семь тысяч триста крон[12]. Надо бы оставить их на непредвиденные расходы, не говоря уже о будущем. С другой стороны, несколько суток в пансионате дадут мне такую нужную отсрочку. От чего? От ждущей дома пустоты, необходимости приходить в себя и искать новый жизненный путь? Ведь есть же у человека право на отпуск, даже если он почти не работает?

Но есть и другая, более важная причина: во мне проснулось любопытство. Здесь, совершенно очевидно, скрыта история, но, похоже, не та, ради которой я сюда приехала. Нет, за всем этим кроется старинная история любви, разыгравшаяся в пятидесятые. История, о которой Вероника все еще говорит или только начала вспоминать? Иногда трудно понять, что из этого верно. Кажется, дама немного не в себе. Но одно имя она помнит точно. Его имя.

Бу Бикс.

Открыв дверь в коридор, украдкой спускаюсь вниз по лестнице. В баре никого нет. В стене, покрытой обоями с крупным узором, оборудована небольшая полукруглая ниша в старинном стиле, в которой выставлены бутылки. Стойка тикового дерева протерта добела. На стеклянной полке стоят разрозненные бутылки с крепкими алкогольными напитками. Интересно, кто и зачем пьет вермут? Оглядываюсь вокруг и на всякий случай кричу: