Колючий мед

– Есть кто-нибудь? – Не услышав ответа, захожу за прилавок и наливаю стаканчик на пробу. На холодильнике стоит пустая банка из-под чая; немного подумав, засовываю в нее купюру в сто крон и ставлю на прилавок. Самообслуживание и касса совести. Потом начинаю бродить босиком по коридорам, разглядывая развешанные на стенах картины. В основном на них изображены море и побережье. Под оргстеклом висит карта Лахольмской бухты. Литография с играющими детьми. Скромно, за гардеробом, размещен диплом «Лучший предприниматель 1989 года». Босые ноги щекочет устилающий пол ковер. Кругом ни души, как будто все покинули пансионат.

После скандального обсуждения в прессе моего развода мне тяжело общаться с людьми, особенно незнакомыми. Приходится отвечать на стандартные вопросы о работе, семье и развлечениях, и это я воспринимаю как испытание. А если собеседники знают обо мне из прессы, становится хуже вдвойне. У некоторых на лице заметно сострадание, другие смотрят свысока. Моим старым друзьям хватает терпения, хотя я общаюсь с ними нечасто. С нашими общими с Эриком знакомыми я прервала связь с тех пор, как девять месяцев назад случилось Несчастье, или как его еще назвать? Беда, катастрофа, взрыв?

Но это неважно, я начала лелеять свою изоляцию. Йуар говорит, это дурной знак.

Вермут совсем неплох. Он более сухой по вкусу, чем я себе представляла. Высокое содержание алкоголя. Быстрый эффект.

Захожу в гостиную, открываю крышку фортепиано и осторожно беру несколько аккордов. Отдельные клавиши западают, инструмент расстроен. В книжном шкафу стоят книги, которые, похоже, давно уже никто не листал – на них лежит толстый слой пыли. Некоторые из книг рассказывают о том, как жили раньше на полуострове Кюлла. «Чем занимался прадедушка в Мёлле?», «Здесь наслаждаются жизнью!», «Атлас провинции Сконе».

В подшивке собрана старая переписка с постояльцами. Кто-то жалуется на велосипедное движение: «Оздоровительная польза велосипедных тренировок вовсе не так велика, как утверждается. Мышцы ног можно перенапрячь, а верхняя часть тела остается неподвижной. Фанатское движение и различные гонки следует полностью запретить».

На всем лежит печать старости и запустения. Прихватив с полки колоду карт, беру ее с собой. Может быть, вспомню, как раскладывать пасьянс. Вновь наполняю стакан и, крадучись, покидаю бар, чтобы вернуться наверх в свой номер. Я скоротаю этот вечер наедине с пасьянсом в застеленной свежим бельем кровати. Правда, едва успев открыть дверь, замечаю, как на мобильном злобно мигает значок полученного сообщения. Несколько эсэмэсок от разных отправителей и два пропущенных звонка от Анны из редакции журнала. Нехотя прослушиваю голосовой почтовый ящик. Голос Анны звучит резко:

Как дела со статьей? Пришли, пожалуйста, поскорее черновик! Я бы хотела посмотреть, что ты планируешь написать.

Пауза. Звуковой сигнал.

Привет, это опять Анна. Мне только что позвонила фотограф. Ты ведь должна была договориться и работать с ней вместе, чтобы она подготовила снимки, но она говорит, что ты с ней так и не связалась. Срочно позвони ей! Я отправила тебе ее контакты. Пауза. Это опять я. Я тебе раньше их уже присылала. Звони немедленно.

Вот проклятье! Как я могла забыть о фотографе? У меня есть какое-то смутное воспоминание о письме из редакции, где говорилось, что я должна кому-то позвонить. В Мальмё? Или в Копенгаген? В затылке тревожно покалывает. Иногда я могу по нескольку дней ходить с неприятным чувством, что забыла нечто важное. Раньше я всегда могла представить результаты свой работы вовремя, чаще всего – с опережением срока. А сейчас даже не уверена, хочу ли писать статью о длительном браке Вероники. Ей и самой, похоже, нечего особо рассказать на эту тему. Кроме того, за свою жизнь я написала столько историй с приукрашенным концом. Во всех моих программах и статьях я делала вид, будто жизнь обозрима, понятна и развивается по законам логики. Но на самом деле это не так. Жизнь – дикарка. Дашь ей мизинец – откусит всю руку. Все может провалиться в тартарары. Все может случиться. Разбиться от внутреннего напряжения, как стакан.

В ушах свистит. В трубах шумит вода. Я даже не в состоянии отпить из стакана. Внезапно пассивность представляется единственным, что имеет смысл. Забираюсь в постель, накрываюсь одеялом и смотрю в потолок. Хрустальная люстра отбрасывает по всей комнате разноцветные блики.