Арлекин. Что прикажете, ваша милость?
Рюнбиф. Поди сюда!
Арлекин. К вашим услугам.
Рюнбиф. Знаешь ты мадам Розауру, невестку Панталоне деи Бизоньози?
Арлекин. Вдову-то? Ну да, знаю.
Рюнбиф. Вот возьми это кольцо и отнеси его к мадам Розауре. Скажи, что посылает его лорд Рюнбиф. Скажи, что это то самое кольцо, которое так ей понравилось прошлый вечер. И скажи, что утром приду к ней пить шоколад.
Арлекин. Да, но, видите ли, синьор…
Рюнбиф. Держи-ка: это тебе шесть цехинов.
Арлекин. Покорнейше благодарю. Я не потому говорил, а только мне не хотелось бы, чтобы синьор Панталоне…
Рюнбиф. Иди, не то попробуешь палки.
Арлекин. Раз так, не стоит вам трудиться. Постараюсь услужить. Я буду делать то же, что делают чуть ли не все лакеи в гостиницах.
Рюнбиф. Эй, кто там!
Друзья, маленький отдых!
Лебло. До свиданья, милорд. Пойдемте и мы, вздремнем немного. Уж, пожалуй, и света не нужно.
Граф. Если не увидимся в гостинице, встретимся в кафе.
Лебло. Утром, возможно, вы меня не увидите.
Граф. Вы заняты?
Лебло. Я надеюсь быть у мадам Розауры.
Граф. Это невозможно. Она не принимает никого.
Лебло. Чувствуете, как кипятится граф? Он влюблен больше, чем мы, и, может быть, уже пользуется взаимностью, которой мы только добиваемся.
Альваро. Если это так, значит он очень ревнив.
Лебло. Он итальянец — и все тут!
Альваро. Пусть ревнует сколько хочет, пусть Розаура будет ему верна. Испанские дублоны умеют творить великие чудеса.
СЦЕНА 4
Розаура. Милая Марионетта, вот ты француженка и выросла в Париже. Скажи, какой я имела бы вид, если бы очутилась там, среди парижских дам?
Марионетта. У вас есть ум, — а кто умен, во Франции не пропадет.
Розаура. У меня все же нехватает непринужденности. В Италии найдется сколько угодно женщин более живых, свободных в обращении и находчивых в разговоре.
Марионетта. Вы говорите о тех, кого в Италии зовут остроумными; а мы зовем их развязными. В Париже любят живость сдержанную, непринужденность пристойную, находчивость приличную, нравы хорошего тона.
Розаура. Значит, там дамы очень скромны.
Марионетта. Ну, им не очень-то приходится хвалиться скромностью. Но все сойдет, раз сделано как надо.
Розаура. Скажи, вот я всю ночь провела на балу: не испортился у меня цвет лица?
Марионетта. У вас естественный румянец. Во Франции этого было бы мало. Там женщины, когда появляются в обществе, кладут румяна.
Розаура. Мне это не нравится. Не вижу в этом никакого смысла.
Марионетта. Будем говорить начистоту. Какая из наших женских мод имеет смысл? То, что мы стрижем волосы, которые когда-то считались лучшим украшением женщины? Или то, что носим кринолины, которые уродуют нашу фигуру? Или что принимаем муки, выдергивая волосики на лбу? Или что зимою дрожим от холода, чтобы показывать то, что должны скрывать? Ах, все это глупости, милая синьора, все глупости.
Розаура. Уговорила. Я вовсе не хочу корчить из себя реформатора нашего века.
Марионетта. И правильно. Приходится итти следом за другими. Если вы захотите выделяться, то, пожалуй, не будете пользоваться таким уважением.
Розаура. Все же я начну впредь следить за модою несколько более внимательно. До сих пор я была под властью чахоточного старика. Смерть его принесла мне свободу. И теперь я не хочу, чтобы моя молодость была загублена жалким образом.
Марионетта. Еще бы! Вам надо завести себе молодого человека и наверстать потерянное время.
Розаура. Да! И не очень медлить при этом. Правда, синьор Панталоне, мой деверь, очень ко мне внимателен, но в конце концов здесь я не чувствую, что нахожусь у себя дома. Меня многое стесняет.
Марионетта. У вас не может быть недостатка в соискателях. Вы молоды, красивы, и, что еще важнее, у вас хорошее приданое.
Розаура. Да, и притом приумноженное трудами моего бедного старика, спасибо ему.
Марионетта. Скажите мне по правде, никого у вас нет на примете?