Предвидел ли Флуранс будущую резню уже тогда, после первых же зверств, совершенных версальской армией? Может быть, он уже тогда понял, что бойцы Коммуны, доверчивые и благородные энтузиасты, как он сам, заранее обречены на поражение благодаря коварной и подлой политике лжи, которую вело правительство.
Я принимала участие в вылазках 61-го Монмартрского батальона, принадлежавшего к корпусу Эда, и воочию могла удостовериться (не будь я в этом уверена еще раньше), что преданность идее – вот что вдохновляло всю вооруженную борьбу, вот что помогало нам преодолевать страх смерти и убийства.
После взятия Мулино мы вошли в форт Исси, где одному из наших оторвало голову гранатой.
Эд и его штаб расположились в иезуитском монастыре в Исси. Через два-три дня к нам пришли два десятка женщин, в том числе Беатриса Экскофон, Мальвина Пулен, Мариана Фернандец, Гулле, Данге и Картье: они несли красное знамя.
При их приближении собранные на форте федераты приветствовали их.
Откликнувшись на призыв, напечатанный нами в газетах, они пришли перевязывать раненых на поле брани, причем часто подбирали ружья у мертвых и стреляли сами.
Между ними было несколько маркитанток: Мария Смит, Лашез, Викторина Руши, маркитантка отряда «тюркосов»[119]
и др.Следуя за батальонами изо дня в день, многие из маркитанток были убиты; если перечислять их всех, не хватило бы этой книги.
Я много работала в походных лазаретах форта, но еще чаще выступала с товарищами по маршевым ротам: начав свою службу с ними, мне не хотелось от них отставать, и кажется, я была неплохим солдатом. Заметка в официальной газете Коммуны по поводу дела при Мулино 3 апреля (в номере от 10 апреля 1871 года) была совершенно правильной: «В рядах 61-го батальона сражалась энергичная женщина, убившая многих жандармов и полицейских».
Когда 61-й батальон вернулся на несколько дней в Париж, я ходила в бой с другими ротами и ни за что на свете не хотела покинуть линию фронта. С 3 апреля до майской недели я была в Париже лишь два раза по нескольку часов. Моими товарищами по оружию были поочередно: отряд «питомцев Коммуны» в От-Брюйере, артиллеристы Исси и Нейи, разведчики Монмартра.
Здесь я могла убедиться в храбрости бойцов Коммуны, могла убедиться в том, как мои друзья – Эд, Ранвье, Ля-Сесилиа[120]
, Домбровский[121] – мало дорожили своей жизнью.VII
Воспоминания
В первой редакции я писала эту книгу, ничего не рассказывая о себе. По настоянию моих друзей я прибавила к первым главам несколько эпизодов, связанных лично со мной, хотя сделала это неохотно, ибо мне это казалось скучным; впоследствии мое отношение к этим воспоминаниям изменилось; развертывая рассказ, я мало-помалу полюбила вновь переживать это время борьбы за свободу, борьбы, которая поистине заполняла все мое существо, – и теперь я уже не отделяю себя от событий того времени.
Вот почему из глубины моего сознания встает ряд картин, в которых фигурируют тысячи человеческих жизней, ныне навсегда угасших.
Вот мы на Марсовом поле; ружья составлены пирамидами; прекрасная ночь. Около трех часов утра мы выступаем, думая, что дойдем до самого Версаля. Я разговариваю со старым Луи Моро, который, как и все, доволен выступлением; он дал мне вместо старого ружья маленький карабин «ремингтон»; в первый раз у меня хорошее оружие, хотя, говорят, ненадежное, но это не верно. Я рассказываю о том, как я обманула свою мать, чтобы она не беспокоилась, рассказываю о всех мерах предосторожности, предпринятых мною ради нее; в кармане у меня заранее приготовленные для отсылки ей письма с успокоительными известиями; числа на них будут проставлены после. Я пишу ей, что я нужна в лазарете и что я вернусь в Монмартр при первом удобном случае.
Бедная мать: как я ее любила! Как я была ей благодарна за ту полную свободу действий, которую она мне предоставляла; как хотела я уберечь ее от черных дней, которые наступали для нее так часто.
Монмартрские товарищи – здесь; все уверены друг в друге и в командирах.
Вот все умолкло – начался бой. Перед нами горка. Я бегу вперед с криком:
– В Версаль! В Версаль!
Разуа бросает мне свою саблю, чтобы поддержать меня. На вершине горки, под градом снарядов, мы пожимаем друг другу руки. Небо все в огне. Пока никто не ранен.
Стрелковой цепью мы залегаем в полях, покрытых пнями: можно подумать, что это дело нам давно знакомо.
Вот и Мулино: жандармы не удержались там, вопреки нашим ожиданиям. Мы думали идти дальше, но нет, ночь мы проведем здесь: кто в самом форте, кто в иезуитском монастыре. Мы, монмартрцы, которым хотелось идти дальше, чуть не плачем от ярости; но все-таки не теряем веры: ни Эд, ни Ранвье, ни другие никогда не остановились бы, если бы на то не было веских соображений. Нам объясняют их, но мы не слушаем. Наконец, вновь возвращается надежда: на форт Исси привезены пушки; вот будет дело, если мы их удержим. В поход мы выступили с довольно странной артиллерией (остатками от осады): орудия были 12-го калибра, а снаряды – 24-го.