Коммуна

Солдаты и офицер повиновались. Варлен со связанными руками должен был войти на пригорок, под крики, улюлюканье и удары толпы негодяев, которых там было до двух тысяч человек. Он шел твердой походкой, с высоко поднятой головой. Какой-то солдат схватил, не ожидая команды, ружье и положил предел его мучениям. Другие бросились добивать его, но он был уже мертв.

Поглазеть на труп Варлена ходил весь Париж, Париж реакционеров и зевак, которые прячутся в минуту опасности и выползают на улицу только тогда, когда им уже нечего бояться.

Мак-Магон потрясал беспрестанно списком в восемьсот с лишним человек, убитых коммунарами, думая оправдать этим террор Версаля: слепцы охотно давали себя убедить.

Винуа, Ладмиро, Дуэ, Кленшан распоряжались бойней; по словам Лиссагарэ[163], они разделили Париж на четыре военных округа.

Насколько прекраснее было бы погибнуть в гигантском пожарище, чем видеть это систематическое превращение города в место бойни!

Нашим пеплом, развеянным по ветру, население было бы меньше терроризовано, чем этой бойней!

Но версальским старцам нужна была кровавая бойня, чтобы согреть в ней свои старческие дрожащие тела.

Какая-то странная печать лежала на развалинах Парижа, оставшихся после этого пожара (пожара отчаяния).

Ратуша, глядя своими пустыми, как глаза мертвецов, окнами, целых десять лет ждала народного возмездия. Она и дальше ждала бы вместе с нами наступления всеобщего мира и братства, если бы не была снесена до основания.

По возвращении из Каледонии я поклонилась ей. Счетная палата и Тюильрийский дворец доныне служат живым свидетельством нашего решения умереть непобежденными, и только теперь развалины предложено убрать для работ по устройству выставки.

Теперь там продают с аукциона фрески Теодора Массеро, из которых лишь одна, «Сила и порядок», хорошо сохранилась. Тут же продают поштучно и деревца, выросшие на развалинах и усеянные гнездами птиц, испуганных таким разгромом.

Что, если бы вместо дворцов догадались сжечь лачуги, так чтобы негде было больше умирать с голоду? Тогда, быть может, не так легко было бы творить кровавую расправу.

Но не будем жаловаться на медленный ход истории: на земле, политой кровью, уже расцветает весна Человечества.

Терпение угнетенных! Оно кажется неистощимым. Но ведь в ожидании прибоя волны тоже терпеливы и кротки: они убегают в море длинными плавными рядами. Но скоро, подгоняемые ветром, они вернутся, вздымаясь, как горы, и с ревом обрушатся на берег, чтобы поглотить его в своей пучине.

Нечто подобное мы видели на родине циклонов, где борьба стихий так ужасна: перед нами была картина настоящего сражения. Воды обрушиваются внезапным потоком на леса, хлещут деревья и шумят так, как будто неподалеку происходит настоящая перестрелка.

С треском ломаются деревья, скалы разверзаются расщелинами, и грозный рев бури наполняет равнину среди глубокого безмолвия всего живого.

Слышится грохот обвалов, и вопли, напоминающие чисто человеческие стоны, несутся повсюду, прерываемые через определенные промежутки времени, словно пушечными выстрелами, предупреждающими об опасности.

Громче медных труб – гул ветра. Электричество, насыщающее воздух, опьяняет, как запах пороха.

Волны ревут, кидаясь приступом на скалы, хватая их своими белопенными когтями.

Океан, как бы приподнимаемый чем-то, с ужасной силой вдруг низвергается в пропасть. Точно чьи-то громадные руки схватили его, сжали и месят, как тесто. К сердцу буйной волной приливает кровь, – и все эти смутные видения бездны и видения прошлого, восстающие в этой игре разнузданных стихий, смешиваются воедино…

От беспощадной парижской резни впечатление было почти то же. Но тогда вставали перед нами другие картины, картины отдаленного будущего, увлекая сердца к борьбе.

Быть может, в эти минуты мы переживали один из вековых катаклизмов вселенной.

Когда Коммуна испустила последний дух, вслед за регулярной армией и несколько раньше трупных мух появились привлеченные запахом человечины женщины-вампиры. От них веяло, казалось, каким-то далеким прошлым, но, может быть, их просто мучила безумная жажда опьянения кровью.

Элегантно одетые, они бродили по всей территории бойни, упиваясь зрелищем мертвецов и кончиками зонтиков прокалывая их окровавленные глаза.

Некоторые из них были приняты за «поджигательниц» и расстреляны на месте.

II Холодная подачка

Вечером, после охоты, когда собаки съедят свою «горячую» порцию прямо над трепещущим телом затравленного зверя, егеря бросают им хлеба, пропитанного кровью. Такая «холодная» подачка была кинута и версальскими буржуа исполнителям их воли.

Сначала массовое избиение происходило в каждом квартале по очереди, по мере занятия их регулярной армией, затем началась «охота на федератов» в домах, лазаретах, повсюду.

В катакомбах охотились с собаками и факелами; то же самое было и в «американских каменоломнях», но тут охотились с некоторой опаской.

Однажды версальские солдаты заблудились в катакомбах и думали уже, что погибли.