Конан. Путь к Трону

Конан, рыча от ярости, выбрался на берег, где стояли оставшиеся отряды, дожидаясь, пока им можно будет начать переправу. Он попытался было собрать их, чтобы дать бой, но ряды рассыпались, беспорядочно отступая. Они выбирались на отмель, бросали копья, шлемы и щиты и бежали куда глаза глядят. Вся дисциплина, дух которой взращивался в течение стольких месяцев и с такими усилиями, рассеялась, — люди не помнили себя от страха.

Некоторые встретили аквилонских конников лицом к лицу и дрались яростно, не отступая, но их смяли и порубили мечами.

В этом месиве Конан отыскал Публия и, схватив его за плечо, принялся кричать что-то ему в ухо. Не слыша своего командора в этом реве, казначей лишь беспомощно разводил руками. У его ног лежало тело Аларика, помощника Конана, и Публий пытался защитить его от тяжелых сапог бегущих воинов. Конь Аларика исчез.

Со стоном ярости Конан выхватил меч и, ударяя плашмя по спинам бегущих, расчистил пространство. Он взвалил Аларика на плечо и ринулся вперед. Коренастый Публий, тяжело дыша, поспевал за ним. За их спинами на берег выбирались аквилонские всадники и цепью преследовали бегущих мятежников. У воды стояли подводы, которые нужно было переправить последними; всадники перевернули их и двинулись дальше.

Некоторым из десятников удалось развернуть неповоротливые телеги, и теперь они нахлестывали быков, грузно трусивших иод укрытие холмов. Дорога была черна от бегущих людей, сотни других стрелой мчались по лугу, торопясь укрыться в лесу.

Было еще далеко до вечера, аквилонцы и их кони ничуть не устали, и войску Конана грозило полное уничтожение. Однако тут произошла небольшая заминка, — небольшая, но ее было достаточно, чтобы отступавшие получили некоторое преимущество. Аквилонцы, вместо того чтобы двигаться дальше, окружили подводы и принялись их грабить, не обращая внимания на окрики своих начальников. Увидев это, Конан, тяжело дыша, прохрипел:

— Публий! Где сундук с деньгами?

— Я... не знаю, — Публий задыхался. — Он был в одной из задних телег, так что, наверное, не утонул. Я... не могу... дальше... бежать. Беги, Конан.

— Не валяй дурака, — зарычал Конан. — Мне нужен человек, который умеет вести подсчеты, а этот молодец уже приходит в себя.

Конан положил свою ношу на землю, — Аларик открыл глаза и застонал. Конан торопливо осмотрел его тело — ран не было. По-видимому, юноша был только оглушен дротиком, — на шлеме оставалась вмятина. Конан поднял его на ноги.

— Я тебя тащил, мой милый, — сказал киммериец. — Теперь твой черед, — помоги-ка мне нести этого толстяка.

Они снова заторопились под укрытие холмов. Публий ковылял между Конаном и Алариком, уцепившись за их плечи. Пошел дождь, — сперва закапало, потом начался настоящий ливень.

Конан сидел в горной пещере, горечь поражения ледяными когтями терзала его сердце. Сегодня он проиграл, его люди, уцелевшие после кровавой бойни, учиненной Прокасом, — разбежались кто куда. Казалось, что всего за несколько часов пламя мятежа было затоптано, залито грязными, алыми от крови водами Алиманы.

И вот теперь Конан, Публий и сотня других мятежников коротали темную ночь в горной пещере, которую укрывали от посторонних глаз дуб и сосна у самого входа. Положение было безнадежным.

Те, кто спасся, принадлежали к разным родам и сословиям, — были тут аквилонские рыцари, перешедшие на сторону мятежников, их верные йомены, наемники, искатели приключений с темным прошлым. Были раненые, — хотя немногие смертельно. В груди у всех царил обжигающий холод отчаяния.

Отряды Амулия Прокаса рыскали среди холмов и добивали тех, кто выжил, — Конан знал это. Одержав победу, аквилонцы, по-видимому, решили окончательно разгромить мятежников и предавали смерти каждого встречного. Конан скрепя сердце отдал плану старого полководца должное. Будь он на месте Амулия Прокаса, он действовал бы почти гак же.

Укрытый безмолвным мраком, Конан с тревогой думал о судьбе Просперо и Троцеро. Просперо должен был предпринять ложную атаку на Ногарскую переправу—с тем, чтобы оттянуть гуда основные силы Прокаса, — таким образом, Конан и Троцеро встретили бы лишь немногочисленные сторожевые отряды. Но вышло наоборот, — воины Прокаса, имея численное преимущество, выступили из засады как раз в тот момент, когда авангард Конана, по пояс в водах Алиманы, находился в наиболее уязвимом положении. Конан изумлялся тому, как мог Прокас так тонко предугадать действия мятежников.

Люди сидели подле своего вождя, отступившего с поля боя. Все вымокли до нитки, — в реке, и потом, под дождем, — и жались друг к другу, чтобы согреться. Кругом был непроглядный мрак, ничего, кроме мрака. Они не осмеливались развести костер — свет огня мог привести сюда их погибель. Кашель и чихание звучали погребальной песнью их надеждам. Кто-то принялся проклинать погоду, но Конан осадил его: