Конан. Путь к Трону

— Благодари своих богов за этот ливень! Если бы день был погожий, то Прокас перебил бы нас всех. Не сметь разводить огонь! — рявкнул он на воина, который пытался огнивом высечь искру. — Что, хочешь, чтобы сюда явились ищейки Прокаса? Сколько нас? Пусть каждый отзовется, но тихо. Сосчитай их, Публий.

— Здесь!.. Здесь!.. — откликались люди.

Публий загибал пальцы. Когда отзвучало последнее «здесь», он сказал:

— Сто тринадцать, Командор, не считая нас с тобой.

Конан тяжело вздохнул. Его душа, душа варвара, горела жаждой мести, но казалось невероятным, чтобы из такой ничтожной кучки людей можно было составить новое войско. Перед остатками мятежников он пытался показать, что не разуверился в победе, но отчаяние ястребиными когтями терзало его измученное тело.

Он выставил часовых, и всю ночь напролет они приводили к Конану тех, кто случайно вышел к пещере, — по одному, по двое, по трое. Все валились с ног от усталости. Около полуночи появился Декситей, жрец Митры, его поддерживал часовой, он опирался на подобранную в лесу палку и вздрагивал от боли в вывихнутой лодыжке.

Теперь их было уже около двух сотен, некоторые — тяжело ранены. Жрец Митры, не обращая внимания на себя, принялся врачевать раны, извлекать стрелы и делать перевязки, — он хлопотал над ранеными не покладая рук, и, в конце концов, Конан резко приказал ему дать себе отдых.

Весьма ненадежным было их укрытие, и Конан знал, что мало шансов остается на то, что мятежники доживут до следующей ночи. Но, по крайней мере, они были живы, многие — вооружены, и если Прокас обнаружит их убежище, то они будут драться не на жизнь, а на смерть. С этой мыслью заснул наконец и сам Конан.

* * *

Рассвело. Тучи разошлись, голубое небо было чистым, безоблачным. Конан проснулся от звуков приглушенных голосов и бряцания мечей. В пещере был Просперо со своим отрядом — еще пять сотен воинов.

— Просперо! — Конан вскочил на ноги и стиснул товарища в могучих объятиях. Они вышли наружу, —

, киммериец ожидал дурных вестей и не хотел, чтобы они долетели до его людей — те и так пали духом. — Слава Митре! Расскажи, что было с вами, Просперо! Как ты нашел нас? Что с Троцеро?

— Начну с начала, Командор, — ответил Просперо, вздохнув. — Возле Ногарской переправы остались одни сторожевые отряды, и они обратились в бегство при нашем появлении. Мы целый день маршировали взад и вперед, трубачи играли сигналы, барабанщики били в барабаны, но на переправе так никто и не появился. Это показалось мне странным, и я послал конного гонца к Тунаису. Он прискакал назад с вестью, что там идет кровавый бой и Троцеро отступает. Вскоре часовые привели одного из твоих воинов, он бежал с Мевано, от него мы узнали, что ты разбит. Нас было мало, и, чтобы не оказаться в ловушке, я отвел свой отряд назад, в холмы. Там мы встретили других беглецов, они успели заметить, в каком направлении ты отступал. Теперь расскажи, что случилось с вами.

Конан стиснул зубы, осознание собственного позора душило его.

— Я был последним болваном. Просперо, я сам сунул голову в пасть Прокаса. Мне нужно было дождаться, пока Дио обследует лес, и только потом начинать переправу. Хорошо, что Дио погиб одним из первых, — а то я бы заставил его пожалеть, что он остался в живых. Они переправились раньше всех и, вместо того чтобы прочесать заросли, сбились в кучу, точно старые овцы. Но все равно, это моя вина, я позволил нетерпению взять над собой верх. Дозорные Прокаса сидели на деревьях и вовремя подали сигнал наступать. Теперь все пропало.

— Не скажи, Конан, — молвил Просперо. — Не ты ли всегда говорил — если есть хоть один, кто еще не сдался, кто еще не повержен в прах, — значит, есть еще надежда. На войне случаются и поражения, и победы, — такова воля богов, а они даруют свою милость каждому. Мы отступим на Паллосскую равнину, в наш старый лагерь. По дороге мы, может быть, встретим Троцеро. Сейчас нас — семьсот человек, по пути к нам присоединится немало из тех, кто спасся и теперь бродит в холмах, и нас будет больше. Ведь, я уверен, в каждой пещере, в каждом овраге кто-то прячется, — так же как мы.

— Войско Прокаса много больше нашего, — угрюмо произнес Конан, — его воины превосходно обучены и воодушевлены победой. Мы же разбиты, мы пали духом, что можем мы против них, даже если нас будет несколько тысяч? И потом, как пройти через Рабирийские горы? Он выставит сторожевые отряды, где только можно, и уж у Саксульского перевала — в любом случае.

— Это верно, — ответил Просперо, — но сейчас силы Прокаса рассеяны, он ищет тex, кто уцелел при Мевано. Мы, гордые львы, которых загнали в ловушку, разорвем в клочья этих рыщущих шакалов — стаю за стаей. По правде сказать, мы уже набрели на них по дороге сюда, — это были всадники, мы перебили их. Смелей, Конан! Твой дух неукротим, ты непобедим, ты всегда идешь до конца. Из шайки разбойников ты создал войско, ты сможешь сделать это и теперь. Бодрись!

Конан глубоко вздохнул и расправил могучие плечи.